Читаем Животный мир Индии и человек полностью

Но, в то время как восторженное и фанатичное обожествление Ханумана в индуизме является сравнительно новым явлением, благосклонность и симпатия индусов к обезьянам восходят к древнейшим временам. Элиан[4] описывает подношения риса обезьянам, до сих пор широко распространенные, и регулярно проводимые на священных землях Бенареса, Айодхьи и Муттры[5], и убийство обезьяны считается ужасным и отвратительным актом святотатства. Огромные храмы Бенареса, посвященные Дурге[6] (Деви[7], Кали) буквально осаждены полчищами обезьян, но они не появляются, как это можно бы было ожидать, на святынях, посвященных собственно обезьяньему богу. Их обычные места обитания, где они защищены от приставания и могут легко раздобыть остатки еды – рощи, часто посещаемые паломниками всех мастей. Мусульманские «святые» аскеты, равно как и индусы-садху очень хорошо относятся к этим созданиям, и вполне понятно, что наблюдение за обезьяньими проделками может быть для них хорошим развлечением, позволяющим внести оживление в долгую и скучную праздность «профессиональной святости».

Бурые макаки-резусы – самый обычный и наиболее часто видимый вид обезьян, как в горах, так и на равнинах. Элиан в своих записках путает бурую макаку с настоящим Хануманом – высоким, длиннохвостым, чернолицым с белыми бакенбардами лангуром[8], «одетым в шубу» с мехом серебристо-серого цвета. Лангур своим лицом напоминает одного из «Дядюшек Римусов» Джоэля Харриса[9]. Он в своём масштабе является королём джунглей и не так уж и часто встречается в неволе, в отличие от своего бурого собрата. В некоторых частях Индии стаи лангуров устремляются к железной дороге, где с огромным интересом и любопытством смотрят на проходящие поезда, при этом их длинные хвосты изгибаются, словно вопросительный знак. Но часто, когда они сытые и довольные сидят друг рядом с другом на ветках дерева или на стене здания, они, кажется, забывают обо всём на свете и с притворным томным равнодушием отводят от вас свои глаза, когда вы проходите мимо них. Это, возможно, признак превосходства обезьяньего разума, или указание на то, что некоторые его стороны были утрачены во время эволюции. Чёрный гиббон или хулок[10] больше известен в Бенгалии и Ассаме[11] и очень быстро привыкает к неволе, если содержится в паре, и если его владелец ничего не будет иметь против смирного, печального и робкого животного с повадками пугливого голубя и с внешностью чёрного джина или демона и с голосом как у залившейся в лае своры собак. Хулок моногамен и, по-видимому, имеет не так уж много отталкивающих обезьяньих пороков, но такой мрачный компаньон может создавать гнетущее впечатление. В Ассаме также встречается маленькая прелестная обезьяна в просторечии называемая как «застенчивая обезьянка» – смирное, робкое, большеглазое создание с забавной манерой закрывать лицо руками и склонять голову, словно застенчивый ребёнок. Шерсть у неё необыкновенно мягкая, блестящая и густая с прекрасным цветом[12].


Лангуры у себя дома


Перейти на страницу:

Похожие книги

О медленности
О медленности

Рассуждения о неуклонно растущем темпе современной жизни давно стали общим местом в художественной и гуманитарной мысли. В ответ на это всеобщее ускорение возникла концепция «медленности», то есть искусственного замедления жизни – в том числе средствами визуального искусства. В своей книге Лутц Кёпник осмысляет это явление и анализирует художественные практики, которые имеют дело «с расширенной структурой времени и со стратегиями сомнения, отсрочки и промедления, позволяющими замедлить темп и ощутить неоднородное, многоликое течение настоящего». Среди них – кино Питера Уира и Вернера Херцога, фотографии Вилли Доэрти и Хироюки Масуямы, медиаобъекты Олафура Элиассона и Джанет Кардифф. Автор уверен, что за этими опытами стоит вовсе не ностальгия по идиллическому прошлому, а стремление проникнуть в суть настоящего и задуматься о природе времени. Лутц Кёпник – профессор Университета Вандербильта, специалист по визуальному искусству и интеллектуальной истории.

Лутц Кёпник

Кино / Прочее / Культура и искусство