Живу. Зову. Помню

столь же вечным наядам,

средь которых брожу я

живой, но чужой.

Ты разбей ненавистное

мне Зазеркалье,

вызволь душу мою из стеклянных оков.

Чтобы грани её от любви засверкали,

чтоб земля ощутила всю силу подков.

Орган молчал

Орган молчал.

Лишь скрипки ликовали,

никто им не мешал

плести музыки вязь.

И сквозь завесу звуков

пламенный Вивальди

в сегодня смотрит, плача и смеясь.

В тон мадригалам,

флейте и фаготу

дышал Италии далёкой аромат,

и согревал меня в морозную погоду

под звуки скрипок чей-то южный

взгляд.

Я наставил месяцу рога

Я наставил месяцу рога,

у него похитив из гарема

ту звезду, что небу дорога

как короне царской диадема.

Я похитил, песней заманя,

и звезда снежинкой обернулась,

опустилась около меня,

мне голубоглазо улыбнулась.

От улыбки кровь стучит виском,

я прилив подъёмных сил почуял,

словно шар воздушный высоко

между небом и землёй лечу я.

Я лечу не облаком в штанах -

силой моего воображенья,

всё передо мной в иных тонах,

единеньем песни и движенья.

Я лечу над суетою дел,

постигая новые вершины.

А звезда, с чьей помощью взлетел,

на земле осталась средь снежинок.

А звезда – снежинка там внизу

затерялась в общей снежной стае.

Перед кем ответственность несу,

ежели весной она растает.

Я лечу, а месяц – однорог

надо мной хохочет зло и дико:

Песнь твоя, Орфей, пошла не впрок,

ежели исчезла Эвридика.

Судьба – это штука, которой

Судьба – это штука, которой

всё также неймётся.

Над неудачником словно девчонка смеётся,

преуспевающих ценит она лишь для виду,

а на меня ни за что затаила обиду.

Хочет, чтоб был я всегда и во всём

ей послушен,

был у неё под пятою податливым мужем,

хочет себе хоть немного,

но бабьего счастья,

и не желает простить моего несогласья.

Я не хочу даже на ночь остаться с судьбою,

ибо давно обручён и навечно с тобою.

Я всё тебе сказал

Я всё тебе сказал и повториться

похожими стихами не рискну.

Слова как птица.

Пойманная птица теряет, к сожаленью, новизну.

А я хочу всегда во всём быть новым,

быть вечным откровеньем для тебя.

Нет, не лишусь своей первоосновы,

слова и чувства снова теребя.

Мне нужен свежий воздух перемены,

зимой – очаг, а в зной – холодный душ.

Вот почему хочу пренепременно

тебе отдать все виды моих душ.

Их не одна, их много, очень много,

все разные и все они мои.

Я не могу их про себя таить,

ища к тебе желанную дорогу.

А не таить, так значит снова петь

и с каждым новым словом обнажаться.

Слова как птица.

Им не залежаться, им надо вовремя к тебе успеть.

Нас любовь обошла

Нас любовь обошла

почему-то когда-то сторонкою.

Почему и когда – на себя остаётся пенять

Напиши мне письмо,

хочешь – длинное, хочешь – короткое,

напиши, чтобы сердце твоё

удалось мне понять.

Может быть, я напрасно

себе на тебя наговаривал,

может, просто не смог разглядеть

твои чувства внутри -

и в котле нашей жизни

не серое булькает варево,

а кипят, поднимаясь со дна

той любви пузыри,

но им трудно прорваться

сквозь нашу густую обыденность.

Не таи ничего в своём сердце

ни нынче, ни впредь.

Помоги ж обрести

ты кипению чувств наших видимость,

чтобы им не пришлось,

оставаясь на дне, пригореть.

(В самолёте)

Ночь позади,

самолёт прорывается в утро.

Солнечный диск

нам навстречу растёт и растёт.

Что ж, расписанье движенья

составлено мудро

в том, что под утро

приходит домой самолёт.

Вновь стюардесса вещает

историю города,

Но, как всегда,

помянуть забывает она

то, что сюда переехала жить

моя молодость,

то, что здесь дом мой,

работа моя и жена.

Что б ни случилось,

сюда я вернусь непременно,

здесь я живу

и здесь смысл моего бытия.

Но чтобы лучше понять,

нам нужны перемены,

вот почему

иногда улетаю и я.

Годы мои по стихам

Годы мои по стихам

ещё раз проскакали,

я прилетаю оттуда,

где был молодой, и загадал:

если встретишь меня на вокзале,

значит, я весь, навсегда

и воистину твой.

Уже снижаться начал самолёт

Уже снижаться начал самолёт,

Я возвращаюсь из небытия -

каким земля меня назад возьмёт,

каким предстану пред нею я?

Мгновенье – это тоже интервал,

порою равный вечности иной,

Что я в себе увидел и познал,

из прошлого что я возьму

с собой?

(В поезде утром)

Багряный диск всплывает

над туманом,

земля как женщина озябшая лежит,

а солнце своим лучиком румяным

уже скорей согреть её спешит.

Земля ещё не полностью проснулась,

с предутреннею негою в ладах.

К ней солнце осторожно прикоснулось,

пора будить, но жалко – молода.

Спит женщина,

прикрыв глаза рукою,

в стыдливой безмятежности своей.

Обтянутое тело простынёю

с двумя холмами острыми грудей.

Спит женщина

под мерный стук вагона,

что снится ей хорошего в пути:

быть может, расставанье у перрона,

быть может, встреча, та, что впереди.

Спит женщина,

блаженствуя минутой,

спит, память чувств при всех не теребя,

А я любуюсь ею и как будто

она напоминает мне тебя.

Где-то между мной и тобою

Где-то между мной и тобою,

воровато спрятавшись в тень,

стать грозится нашей судьбою

неуютный завтрашний день.

Погоди, ещё время не вышло,

разлучать нас ещё не пора.

Может быть расцветёт ещё вишня,

ожидающая топора.

Улыбкою, забыв про осторожность