Предали забвению Лаокоона,
Но вот пастухи подвели к ним Синона,
Хитрющего грека, что, сетуя громко,
Слова выговаривал голосом ломким,
Размазывал слёзы по жалкому лику
Ладонями грязными. В горе великом
Заламывал руки, кусал их до крови,
Свой взгляд нечестивый упрятав под брови.
И тронули эти Синона уловки
Толпу присмиревшую: очень уж ловко
Играл свою роль этот друг Одиссея,
Вздыхали троянцы, ахейца жалея.
– О люди!.. Зачем так безжалостны боги?!
Когда мы просили счастливой дороги
В далёкую Грецию, боги велели
Им жертву воздать в человеческом теле.
Костёр утолили сосновою жердью,
Провидец – Калхас, что высматривал жертву,
Ходил между нас, что глухой постоялец,
И вдруг – на меня указал его палец!
Связали меня и к огню потащили,
Я был им послушен, как в храме учили,
Когда же огнём полоснуло по телу,
Вся плоть моя юная жить захотела!
Переча богам, изорвав свои путы,
Я долго бежал тростниками, покуда
Свои корабли не увидел на море…
Теперь я скиталец!.. О горе мне!.. Горе!..
Троянцы поверили греку Синону,
И молвил Приам, верен людям и трону:
– Не плачь и надейся: мудры наши боги!
И то хорошо, что порядки их строги.
От строгости этой нам горя не станет!..
А конь для чего этот в греческом стане??
«Ну, вот он, вопрос!.. Наконец-то дождался!..
Не ради ль него я в Троаде остался?!»
5
Синон, что не успел ещё остыть
От роли жертвы, вновь явил старанье,
Призвав богов свидетелями быть
«Правдивости» его повествованья.
«Чтоб видеть утро завтрашнего дня
И Трою павшую, я словом горы сдвину!»
– Воители оставили коня
Умилостивить гордую Афину.
Чтоб не дошло до сотворенья зла,
Порадовать задумали герои
Богиню, что разгневанной была
Хищением палладия [41] из Трои.
Конь, что палладий, тот же самый щит
Для вашей Трои. Ко всему – прекрасен!
Его бы надо в город затащить
Сегодня же, акрополь им украсив.
Хоть город ваш прекрасен без прикрас,
Конь, ко всему, обезопасит Трою.
Поверив греку и на этот раз,
Приам кивнул в согласье головою.
Вероломный Синон и троянцы (из ватиканского «Вергилия»).
6