Во Фракии, далёкой от Афин,
Певец Орфей кифарой златострунной
И голосом, неслыханным доныне,
Фракийцам тешил гордые сердца.
Коснувшись их таинственных глубин,
Он подчинил звучанью мир подлунный,
И в горной, мятой пахнущей долине,
Где отголоскам не было конца,
В движенье приходили, точно люди,
Суровые обветренные скалы,
И звери, укрощённые тем пеньем,
Ложились, будто псы, у ног Орфея,
И эвкалипты, строгие, как судьи,
Подняв седины к солнцу, что ласкало,
Завидным переполнены терпеньем,
Молчали, пред певцом благоговея.
У сизых волн счастливою полоской
Земли предельно узкой, но бесценной,
Качались в такт мелодиям чинары
И хлопали ладонями листвы,
А иногда в картине этой броской
Сквозила грусть – и брызги серой пены
Срывались с волн на терпящий удары
Гранитный берег, что не знал травы.
Всё от того, каким рождалось пенье,
Слетая с уст певца, что был любимым,
Зависело, как от дождей природа,
Как от богов бессмертных род людской.
Но сладостными были те мгновенья
Сердцам открытым, как и нелюдимым
(Ах, эта соловьиная порода,
Которой мы вверяем свой покой!..).
Соткало время свой безмерный полог —
И сонм веков, и след тысячелетий
Укрыло им от нас, резон имея,
Не спутав то, что «было» и что «есть»,
И в этих днях, насыщенных иль полых,
Живёт, как жил, певец на белом свете,
И помнят люди древнего Орфея,
И сходства с ним хоть каплю чтут за честь.
2