Живущие на ветрах (СИ)

Суишь трогает ее за локоть, садится рядом. Глядят в небо. Над долиной звучит тихая колыбельная, ее называли раньше чару-теа, песня смерти, юной смерти, легкой смерти. Песня долгого сна без тяжких сновидений. Но не все спят, не все...

Эти двое - не спят. Все не могут наговориться,

- А что там, за краем, ты помнишь? - спросила тихо, - Там, где тени и следы Богини?

- Помню, - уронила та.

- Знает, умерла правильной смертью, - улыбается Суишь. Она умерла раньше. Она не знала, что с neje сталось. Всего пару минут жизни разделили их, а с ними разделились и пути. Разные тени увели жриц, разные тропы Богини.

- Нет, - говорит Ашк, и Суишь понимает, о чем та.

- Eh-Khere-Ja, - говорит Суишь, Ашк кивает, да, Обряд Тысячи Смертей. Он.

- А что бывает с теми, кто прошел его? - спрашивает Суишь, как когда-то давно, очень давно. Ответь уже. Ответь, наконец. Или сама не знаешь?

...Только воля к жизни, невероятная, пронзительная воля к жизни заставит карабкаться даже с этой последней ступени, когда бездна уже не рядом, а внутри и везде. Только такая воля к жизни позволит жить долго и владеть всем, чему ты еще научишься - позже. После того как с воплем, яростным и полным боли и ненависти к смерти, полная намерения жить, ты рванешься, разрывая оковы бездны, и встанешь прямая, гордая, обнаженная. Ты будешь укрыта тайными знаками, бледнеющими, исчезающими. В глазах твоих будет невероятная уверенность - жизнь есть, и никто и ничто отныне не посмеет более убить меня. И ты сделаешь свой первый настоящий шаг в этом мире, и ничто уже не будет тебя беспокоить - после того, что ты... нет, не пережила, а переумерла. И все, кто глядит на тебя, не узнают, что ты видела - пока сами не решатся спускаться туда, откуда сумела вернуться ты. И отныне ты свободна. Ты идешь своей дорогой, и никто не заступает тебе путь...

А разве ее путь, ее возвращение - не сделали ее свободной? А Суишь, которая вернулась? А остальные? Почему, почему те, кто прошел путем Eh-Khere-Ja, не пришел к ним - тогда? А сейчас?

- Я знаю, что бывает с ними, Суишь, - прикрыла жрица глаза, вцепилась пальцами в тайгарт, с которым редко расставалась, - Что с ними происходит. Ты не помнишь свои пути там, в мирах Богини? Это ведь свобода, Суишь, - распахнула блеснувшие желтым глаза, по птичьи повернула голову к подруге и ученице, да что там, к сестре, - Это настоящая свобода. И ты, съев ее, не захочешь возвращаться в гнездо. Если твоим крыльям открыты все ветра - зачем сидеть тут, где смешные птенцы тычутся клювами в темные стены? Где такие же смешные белоглазые крысы убивают скашьих птенцов?

- Но ты же вернулась! - воскликнула Суишь, с трудом удерживаясь от того, чтоб схватить, обнять, прижать ту. Но не стала. Что Ашк говорит? Да скашь порвет за своих детей, не только крыс - огромного волка, клювастого орла порвет?

- Я вернулась, - плечи Ашк опустились, - Я не умирала тысячу раз в когтях этого мира, neji.

Птица скашь не бросит маленьких птенцов. Но стоит птенцу покинуть гнездо - и вот он уже - взрослый, он уже - скашь, а не скашенок. Может, им всем пора покинуть гнезда? Кто знает, кто знает. Богиня - точно знает, темная мать, растворенная в природе, шелесте жестких перьев, ударе страшных когтей. Без жалости разит...

- А хотела бы? - не отставала Суишь, - Хотела бы завершить этот путь? - тревожно, сердито даже спрашивала. Но Ашк думала лишь момент. И сказала,

- Да!

- Но почему, почему, почему? - не выдержала, закричала почти та, Ашк скривилась - не тявкай, лисенок, лисенком была, им остаешься. Смешная. Откуда ей знать про страшные законы жизни и смерти, про череду изменений, про бесконечный путь. Одной смерти было мало, чтоб понять. Но почему - Ашк было достаточно? Почему? Лучшая ученица, упрямый возглас из железного клюва скашь, жестокая и веселая жрица Ашк, тебе достаточно, и это главное.

- Потому что я помню тропы в тенях, и то, что за тенями, и потому, что я хочу туда вернуться. Полностью свободной.

- Но тогда ты не захочешь быть с нами, - едва не плакала Суи... нет, просто маленькая одинокая Чика. Которая очень не хотела терять братиков и сестричек опять. В бессмысленной этой череде смертей и жизней, где нет права на полет.

- Может быть, - твердо сказала Ашк, - Не захочу. Смерть - это смерть, Суишь. Мы просто умерли. А теперь живем. И снова умрем. И так будет до тех пор, пока не завершится наш обряд тысячи смертей, и мы не поймем кое-что.

- Что? - спросила Суишь. Ашк промолчала. Промолчал ветер. Небо. Деревья. Промолчала птица чар в долине. Промолчали совы. И только вдали прокричало невидимое эхо, отразив толи отдаленный гром, толи шум лавины, толи крик птицы скашь...

- Khere-neh...

«Khere-neh, kherete nesh, che-kheret ru ir-rua, Te khare ru, ji ersh eshtu, a charu-tea tua, a charu-tea tua» - звучит, звучит над долиной песня.

Смерти нет.

Приблизительный перевод песни:

«Смерти нет, нет - смертельным тропам, новый путь - в глубину, и наверх из мира, тебе идти домой, идти вниз, последний испытуемый в пламени. Звучит, звучит песня смерти...»