Живущий в последний раз

– Прочь, гнусный варк! Не смей тревожить облик моего сына! Прочь!

– Мама, это же я! Ну хочешь, я расскажу тебе о вечных драках с Би, о собранной тобой еде, когда я уходил к Джессике, о ворованной фасоли с огорода змеелова Дори, – помнишь, ты долго ругалась с ним, а потом замолчала и пошла за крапивой…

Мама плакала, как ребенок, вздрагивая всем высохшим телом, и на руке ее, робко тронувшей мои пальцы, были ясно видны все девять браслетов. Зачем ты рожала урода, мама…

– Эри, мальчик мой, ты бледный стал, и руки какие холодные… Тебе плохо, Эри?

– Да, мама. Мне очень плохо.

Я закатал рукав и показал ей свою девственно-чистую руку.

На этот раз она не отшатнулась, но долго, с грустью глядела мне в глаза. Никто не способен долго выдерживать взгляд варка – но первым отвернулся я. Тишина висела между нами.

– Почему ты здесь, мама?

– Да что там говорить, Эри… Не верила я, да разве этим, городским, в балахонах, докажешь?.. Вешали меня вчера, до того топить водили – ну, ты не маленький, закон знаешь небось, знаешь… Утром вот в последний раз будут. Сожгут, сказали… Мне-то что, я свое уже отходила – перед людьми стыдно…

– Не мог я иначе, мама. Никак не мог. Сам пошел – по своей воле… И тебя за собой зову – идем к нам, мама. Я поцелую тебя, легко-легко, и мы…

Она подняла на меня глаза:

– Не нужно, Эри. Я знаю – ты спасти меня хочешь, за тем и пришел. Варк ты там или кто – я тебя рожала, не ночь бесплодная… Спасибо тебе.

– Но я хочу подарить тебе Вечность, мама!

– А на что мне Вечность? Кровь людскую вечно пить?.. Не смогу я так, умру вот завтра – и хватит с меня… А выведешь ты меня человеком – опять же куда пойду? В Скит? В лес?.. Иди, мальчик, пусть будет как положено…

– Напрасно ты так, мама.

– Ничего, Эри, раз обижаешься – значит, был ты человеком, помнишь еще. Вот и не забывай никогда, как приходил за мной и как варк ночной плакал на коленях моих, – не забывай, мальчик мой… Нож мне только оставь, больно очень, когда жгут, боюсь я… Спасибо тебе. Теперь не боюсь. Прощай.

И я ушел в срывающееся дыхание; дрожащие капли меня оседали на ломкие стебли начавшей желтеть травы…

Нечет

Мерцающее облако тумана сползло на мирно посапывающих стражников, безобидное и бесформенное, и уже высокий мужчина в полной форме панцирной пехоты встал между спящими, у хижины арестованных за родство. Один из часовых беспокойно заворочался – в таком хорошем сне, с девочками и пивом, возник неприятный узкий меч и неведомый задумчивый палец, пробующий заточку.

Пришедший опустил оружие обратно в ножны, так и не нанеся удара, и немигающий взгляд его был холодней змеиного – потом он склонился над спящими.

Когда воин из тумана вновь выпрямился – безвольно повисшие руки стражников уже оплетала коричневая змея последних браслетов.

Он выпил их до дна. Все оставшиеся жизни – сколько их там ни было. Досуха.

Они не были кровными родственниками. И ужас отразился в бездонных глазах возникшей рядом светловолосой женщины.

Чет

…Он вышел черный,
вышел страшный,
И вот лежит на берегу —
А по ночам ломает башни
И мстит случайному врагу.

Н. Гумилев

На воротах сиял Знак – только теперь я понял переплетение бронзовых лепестков, – но мы с Лаик скользнули поверху и вновь обрели тела лишь у самой каморки Шора. В щели пробивался тусклый огонь лампы, и сгорбленная тень архивариуса ложилась на крестовину окна.

– Кто там?

Знакомый старческий голос.

– Это я. Открой, Шор.

– Я ждал тебя, Эри. Входите.

– Я не один.

– Входите. Я стар, чтобы бояться варков, особенно если я пил вино с одним из них.

– Откуда ты знаешь?..

– Знаю. Входите.

И мы вошли. Я подвел Лаик поближе к лампе – пусть рассмотрит нас старик, хотя ей свет безразличен…

– Да, Эри, ты почти не изменился, – мягко улыбнулся Шор, ни тени страха не отразилось на его сухом лице. – А вы, госпожа, надо полагать, Лаик Хори. Не хочу показаться непристойным, но ради такой женщины я и в моем возрасте, пожалуй, рискнул – и рискнул бы на большее… – Глаза старика вспыхнули; он был моложе нас обоих, с такими-то глазами!..

– Где Чарма, Шор? – перебил я его, оглядываясь.

– Сбежал твой Чарма. Недели две как сбежал…

Недели две. Как раз когда я…

– Шор, мне нужна помощь. И у меня нет времени.

– Да, Эри, нет. В тебе еще бродит человеческое, но вскоре станет поздно. Только не предлагай мне поцелуй и длинные зубы, с привычкой к крепкому багровому напитку. Я знаю, что тебе нужно, – тебе нужно Слово Последних, – и я знаю, где оно хранится. Но…

– Сюда идут, – неожиданно сказала Лаик. – Ты предал нас, старик?!

– Ты тоже так считаешь, Эри? – выпрямился Шор.

– Нет. Я так не считаю. И прошу у тебя прощения.

Входная дверь с грохотом распахнулась, и в комнату ввалился капрал Ларри с двумя караульными. Желтые зубы капрала оскалились в торжествующей усмешке.

– Ну вот, все наконец в сборе! – довольно рыкнул Ларри. – Пара гнусных варков и высохший книжный червь! Три сапога пара!..