Живущий в последний раз

…Стена. Хрупкая иллюзия, отделяющая жестокий мир Девятикратно живущих людей от жестокого мира бессмертных Hе-Живущих варков. Бессмертные берут к себе, а чаще убивают Живущих, те, в свою очередь, убивают Не-Живущих; но люди еще и убивают друг друга, а варки накладывают заклятия на своих… Да плевал я на них на всех, вместе взятых!.. – если бы…

Передо мной выбор из двух проигрышных карт – остаться человеком, навсегда потерять Лаик и вскоре сдохнуть в глупой уличной драке; или стать бессмертным варком, пьющим человеческую кровь, – и потерять Лаик, а заодно и все человеческое…

Хороший выбор. Одна карта стоит другой. Ни по одной из этих карт я не выигрываю Лаик.

Нечет

Но вечером… О, как она страшна,
Ночная тень за шкафом, за киотом,
И маятник, недвижный, как луна,
Что светит над мерцающим болотом!

Н. Гумилев

…Долго и придирчиво разглядывал маленький лысеющий человек бокал с вином, и багряный отсвет закатом дрожал на его остановившемся лице.

– Нет, Эри, – наконец сказал он, – я не держу дома таких книг. Я не знаю, зачем офицеру Серебряных Веток понадобился «Трактат о Не-Живущих», но я порекомендовал бы любопытному офицеру отправиться в нижние хранилища дворцовой библиотеки. Я стар, Эри, но память моя цепко держит многое, и я помню, хорошо помню глаза солдата с твоим именем, многие годы назад спросившего тот же самый трактат у моего отца; я был при этом, сотник, у нас, в роду Шоров, все вскормлены книжной пылью, – и, когда солдат со взглядом мудреца и убийцы сказал моему отцу о Слове Последних, я второй раз в жизни увидел архивариуса Акаста Шора бледнеющим. Первый раз был при пожаре библиотеки.

Вскоре солдат пропал, и люди говорили, что он убил своего капрала. Навсегда. И при странных обстоятельствах. Вот, пожалуй, и все, что я могу сказать тебе сегодня.

Огромный пес недовольно заворчал, когда пальцы высокого сотника перестали поглаживать его густую шерсть.

– Спасибо, Шор, – сказал сотник. – Спасибо. Ты сдал мне третью карту.

Лист пятый

Ломаные линии, острые углы.
Да, мы здесь – мы прячемся
В дымном царстве мглы.

К. Бальмонт

…колоколов. У Герда начало стремительно проваливаться сердце.

– Вот он, брат Гупий.

Герд вскочил.

– Не туда, – сказал хозяин.

Быстро провел их через комнату в маленький темный чуланчик. Повозился, распахнул дверь, хлынул сырой воздух.

– Задами, через заборы – в поле, вдоль амбаров, – сказал хозяин. – Ну, может, когда свидимся…

Первым добежал брат Гупий. Подергал железные ворота амбара – заперто. Ударил палкой.

– Здесь они!

Створки скрипнули. Вытерев брюхом землю, из-под них выбрались два волка – матерый, с широкой грудью, и поменьше – волчица.

Брат Гупий уронил палку.

– Свят, свят, свят…

Матерый ощерился, показав частокол диких зубов, и оба волка ринулись через дорогу, в кусты на краю канавы, а потом дальше – в поле.

Разевая рты, подбежали трое с винтовками.

– Где?!.

– Превратились, – стуча зубами, ответил брат Гупий. – Пресвятая Богородица, спаси и помилуй!.. Превратились в волков – оборотни…

Главный, у которого на плечах было нашито по три серебряных креста, вскинул винтовку. Волки бежали через поле, почти сливаясь с серой и сырой травой. Главный, ведя дулом, выстрелил, опережая матерого. Потом застыл на две секунды, щуря глаза.

– Ох ты, видение дьявольское, – мелко крестясь, пробормотал брат Гупий. – Ну как ты, попал?

Главный сощурился еще больше и вдруг в сердцах хватил прикладом о землю.

– Промазал, так его и так! – с сожалением сказал он.

Было видно, как волк и волчица, невредимые, серой тенью проскользнув по краю поля, нырнули в…

III. Опальные ангелы

Чет

Звук неясный,
Безучастный,
Панихиды нам поет:
Верьте, верьте
Только смерти!
Чет и нечет! Нечет, чет!

К. Бальмонт

Быль. Бархатная тишина дворцовой библиотеки перекатывала на беззубых деснах звук моих шагов, и я то и дело останавливался, вслушивался и шел дальше. В конце концов, никто не запрещает офицеру Серебряных Веток копаться на досуге в старинных манускриптах… Как вам, составители Устава, нравится подобное сочетание: глянец сапог и труха библиотек?.. Никак.

Пыль. Грозящие рассыпаться в прах свитки, боящиеся неумелых пальцев, коричневый пергамент, перехваченный истлевшей кожей шнурков, латунь узорчатых застежек, сафьян переплетов – кто разбирает муравьиные письмена, кто тревожит покой шелестящих мертвецов?.. Случайно зашедший советник? Один из Вершителей, освежающий в памяти давно забытый закон? Сумасшедший старик архивариус – тишина, сумрак, пыль. Могила слов.

…Умели все же предки делать хорошую тушь – высохшая охра страниц и ровные, празднично-яркие буквы…

«О Не-Живущих». Вот оно.