Почему, Лаик? Почему испугалась ты моих губ и не испугалась горящих зеленых точек в кустарнике, когда я шагнул к ним, хватаясь за эфес, и надвинувшиеся серые тени застыли, задирая узкие морды; дуновение холодного сырого ветра пронеслось над поляной – и исчезло в лесу, унося с собой бесшумную хищную стаю, – почему?
– Ты видела, Лаик?
– Волков? Да.
– Они ушли.
– Нет, Эри. Их кто-то увел. Кто?
– Но если он их увел – значит, он желает нам добра.
– Может быть, ты и прав, Эри. Идем, нам пора…
Вот так же тихо и внезапно вынырнула из лесу стая, когда мы с Лином и еще одним мальчишкой пасли у опушки деревенских овец. Лин набросился на волков с палкой, и это стоило ему третьего браслета; ко мне кинулись два зверя – и остановились как вкопанные. А потом вожак протяжно завыл, и вся стая унеслась в лес, даже не утащив зарезанных овец.
Почему, Лаик? Почему длинный глухой рукав закрывает твою правую руку, такой же, какой ношу и я, – я не верю в чудеса, Лаик, жизнь отучила меня, но если двое Живущих в последний раз находят друг друга в этом проклятом бесконечном мире, то я выйду на самую широкую площадь и публично извинюсь перед жизнью за мое неверие!..
Мы извинимся, Лаик, и ты будешь жить долго-долго, и Чарма наконец полюбит тебя…
Правда, Лаик?..
Нечет
– Привет, Молодой.
Под пыльным, посеревшим от времени и дождей дощатым забором, прямо на мокрой земле, расположился пожилой нищий, подслеповато щурясь на нависшего над ним гиганта в форме салара.
– Привет, говорю, – весело повторил нищий.
– Здравствуй, – выдавил из себя салар.
– Ну? – требовательно спросил оборванец, подхватывая из лужи дождевого червя и щелчком стряхивая его на начищенный глянец сапога собеседника.
– Они чуть не убили ее! – прохрипел гигант, не замечая выходки нищего.
– Да. Только тебя это не касается.
– Касается! И если ты…
– Да не я, Молодой, не я! А перебежавший тебе дорогу человек, и ты заходишь слишком далеко в любви к прямым и чистым дорогам.
– Я сам знаю, что слишком, а что…
– Ты слишком хорошо все знаешь, Молодой. И мне даже как-то неловко предупреждать тебя…
– Я обойдусь без ваших предупреждений! И буду делать то, что сочту нужным!
– Правильно. Так и делай.
…Салар порывисто обернулся – ослепительное сияние Знака ударило ему в глаза, и покрытый Тяжелым Блеском клинок вошел ему в грудь. И последним, гаснущим взором увидел он девять призрачных фигур, тающих во влажном тумане.
Бьорн-Су вытер травой серебро оружия и огляделся. Ему тоже почудились смутные тени, но, кроме сидящего у забора юродивого, вокруг никого не было.
– Пошел прочь, дурак, – сказал Скользящий в сумерках, наклоняясь над распластанным телом и брезгливо морщась.
– Хороший мальчик! – захныкал юродивый. – Один хороший мальчик зарезал другого хорошего мальчика, и теперь…
– Пошел прочь, дурак! – с нажимом повторил Би.
– Хорошо, дурак, – неожиданно согласился нищий, вскакивая и исчезая в сырой пелене пустыря.
Чет
– …Я родился с этим, Лаик, я живу с этим – и я живу в последний раз. Смотри! – И я сорвал чехол с правой руки. Черные кольца моих браслетов отчетливо вырисовывались в ярком лунном свете. Полнолуние…
– Я знаю, Эри.
– И все равно любишь?!
– Да, Эри.
– Я… Покажи мне свою руку, Лаик!
– Не надо, Эри. – Мольба была в ее срывающемся голосе, но кровь уже ударила мне в голову, и пальцы лихорадочно дергали застежку на ее рукаве. Лаик вся дрожала, но я не замечал этого – я должен был увидеть, убедиться…
Застежка наконец поддалась, рукав распахнулся – и я увидел ее гладкую тонкую руку, – руку, на которой не было ни единого браслета!..
Тоска стыла в ее глазах, бесконечная глубокая тоска загнанного, умирающего зверя.
– Зачем ты сделал это, Эри? – тихо спросила девушка. – Зачем? Ведь я любила тебя…
Тело ее вздрогнуло, потекло зыбкими мерцающими струйками, и лишь что-то неясное, неуловимое скользнуло вверх по дрожащему лунному лучу.
– Нет, Лаик! Не надо! Я все равно…
Я опустился на колени и коснулся пальцами еще примятой травы. Зачем? Зачем ты это сделал?! Зачем тебе, Живущему в последний раз, понадобилось видеть руку Не-Живущей?!
Равнодушная трава резала пальцы.
Нечет
«…стояла на террасе, закат полыхал вполнеба, и в кустах, у ограды кладбища, мне послышался шорох – словно какой-то силуэт серым комком метнулся за шиповник, – но, может быть…
…странный, невозможный сон. Будто лечу, лечу, падаю в крутящуюся агатовую бездну, а вокруг – пламя, и все плавится, течет, и глаза – сотни, тысячи распахнутых глаз, и они впиваются в меня, зовут, и подушка дышит влагой кошмара…
…И шея болит, с самого утра, – наверное, я укололась…