Живущий в последний раз

Дверь захлопнулась, и меня, бросившегося к ней, отшвырнул нестерпимый жар Знака – вновь начертанного, вновь! – отшвырнул через доски и железо, как взрослый сильный человек легким пинком вскидывает в воздух надоедливого щенка.

– Расслабься, приятель, – донесся до нас ровный удовлетворенный голос. – У вас будет время для этого. Я скоро вернусь. Но не настолько скоро, чтобы…

– Открой, мерзавец! – Губы Лаик задрожали в бессильном бешенстве.

В ответ прозвучал издевательски спокойный смех. И смех этот, победоносный и торжествующий, сорвал во мне неведомую плотину – я вспомнил все! Я снова тонул в страхе и недоумении, и в понимании третьего, нездешнего мира, тех девяти ночей, когда испуганная Лаик ждала меня меж плит – а я тонул, тонул в жалости и зове крови, и первом вкусе ее во рту; стыд, жгучий стыд, мелькание калейдоскопа лиц, кол, целящий в меня, шорохи ночи, и встающее палящее солнце, и чужой, незнакомый дождь, болтающий ногами на причудливо изломанных ветвях дерева без имени… И слова, слова, услышанные там, где не нашлось места ни для Верхних, ни для моей Лаик:

И быть может, через годы, сосчитав свои владенья,
Я их сам же разбросаю, разгоню, как привиденья,
Но и в час переддремотный, между скал родимых вновь
Я увижу солнце, солнце, солнце, красное, как кровь…

Я вспомнил все – и смех за дверью, хотя не было его в моих девяти ночах.

Это был смех Би.

Книга лежала перед Лаик, и взгляд ее висел над мерно шелестящими страницами, Белый взгляд, растворяющий зрачки в снегах, и живое лицо смотрело глазами статуи. И когда губы ее шевельнулись, заунывная тягучая волна Серого Зова захлестнула притихшие коридоры, прибоем вырываясь на свободу, затопляя округу, – волки в глубинах леса приподнимали головы, прислушиваясь к Зову, шуршали в нишах перепончатые крылья визжащих нетопырей, тысячи тоненьких лапок поворачивали свой бег, и горе людям, вставшим по ту сторону Двери!..

Би, друг мой, враг мой, ты держишь в руке конец моей цепи, я не отбрасываю тени, ты – тень моя, и мертвые идут за нами – Шор, мама, Ларри, солдаты… Не надо, Би, не надо благородных жестов, не отказывайся от своей доли, бери часть этих смертей; я, варк, мог бы дать им Вечность, но они не взяли ее, а ты… Ты недостоин Вечности!

А я? Я – достоин? Что встает во мне – человек, жаждущий мести, или ночной варк, жаждущий крови? О небо, как же мы близки…

Погоди, Эри… Почему – варк? Ведь я же прочел Слово Последних. Прочел… И – ничего. Последние… Кто они – Последние?..

– Последними называют Девятку Верхних, – отчетливо произнесла Лаик.

– Но тогда… Лаик, это Слово не властно над нами! Оно имеет власть лишь над вошедшими в Девятку! Лишь Верхний варк может снова стать человеком…

– Ты прав, Эри. Я знала это, едва заглянув в Книгу. Уже теперь человек в нас слаб и беспомощен. Дойдя до Последних – если нам вообще удастся подобное, – мы убьем всякого, кто осмелится предложить нам стать людьми. Сейчас мы не можем воспользоваться Словом Последних.

Но когда мы сможем – мы НЕ ЗАХОТИМ!..

За дверью шуршали крысы, но их было еще слишком мало.

– Тогда, Лаик, мы найдем человека. Человека, которому мы доверим Слово, и он забудет его надолго, может быть, навсегда; но, когда он встретится с двумя Верхними, вышедшими на охоту за ним, и у охотников будут знакомые имена, он вспомнит Слово Последних и прочтет его над нами. Если не умрет раньше.

– Никто не пойдет на такое.

– Почти никто. Но никто и не пошел бы на добровольную потерю всего человеческого – чтобы стать человеком! Нет, это не надежда, это тень надежды варка, не отбрасывающего тени. Молись, Лаик, чтобы твои Верхние не заметили этой тени – когда мы придем с повинной.

– Мы придем не каяться, Эри. Возвращение бледного варка… Ты спросил меня, когда мы вошли сюда, – почему заперли Книгу? Посмотри на нее…

Я всмотрелся в Книгу – и ничего не увидел.

– Нет, Эри, не так. Посмотри изнутри.

…Тьма. Словно все самые древние силы нижнего мира сплелись в бездне шевелящимся клубком живого первобытного мрака; Слова, Знаки, слишком много, слишком жутко для хрупкости бумаги – сгусток непроглядной ожидающей ночи!..

Книга жила, ком мерзейшей мощи природы, спрут тайных знаний, стремящийся вырваться из толщи скал и тройных заклятий; вырваться, выползти через своих владельцев – своих рабов! И, вырываясь, она убивала, разрывала знающих, как рождаемый гигант рвет чрево матери.

Я смотрел на Лаик. Мрак клубился, затихал в ней; но не багровый сумрак ночи варков, а живая, клубящаяся тьма проклятой Книги, ждущая своего часа.

– Да, Эри. Я многое прочла – и теперь Оно во мне, притаилось, и я не знаю, каких слов не хватает Ему, чтобы освободиться. В отдельности – это слова, Слова и Знаки, но вместе Оно живое! – и я беременна Им, Эри… Мы вернемся к Верхним, и ради Слов они примут нас, хотя бы мы растоптали все законы всех миров! Мы будем ждать, Эри, и ОНО будет ждать, и кто из нас дождется первым…