Живущий в последний раз

– Сдурел совсем, – пожаловался Слюнь, начавший привыкать к своеобразным манерам Вяленого, – жара, наверное… Тоже мне, Льняной Голос, небось такие же дубины и прозвали, не иначе, – нельзя уже и сбацать на доске его… Я Ноле хотел показать, чтоб не дразнилась, кто ж мог знать, что там колок перетянут? Убил бы ведь из-за дерьма своего раздерьмового, словно мне лишний раз помереть как ему на луну выть; тихий-тихий, стерва, так в тихом доме-то варки водятся; хорошо хоть, Вером в дыре сидит, а то б добавил, не иначе…

– И правильно бы сделал, – Удав поскреб зудящий бок. – Ты, бабник, умом поскрипи, – это ж Грольн Льняной Голос, он проклятый, на его лее не то что тебе, рукосую, – никому играть нельзя, на себя проклятие переймет, понял?!.

– Какой еще проклятый? – не понял Слюнь. – Варком кусанный, что ли?..

– Сам ты кусанный, – присвистнул Удав, – да не за то место… Был Гро мужик как мужик, ты еще пеленки мочил, а он песни пел да на дело бегал, а то, бывало, чего новенького склепает и продает в кабаке – по монете за строчку… Мы со смеху дохли, да и он тогда еще губы растягивать не разучился. А потом его на турнир словотрепов затащили, в замок, что ли… Ну, и он им там выдал – про пророка какого-то замшелого, как в ученики к нему варк влез и все добру учился. Днем, значит, в гробу квасится, а ночью добру учится. Полежит-полежит – и на проповедь, отощал совсем, а как панцирники взяли пророка за седалище, чтоб знал, где и чего, – так варк к учителю кинулся, чтоб поцелуем к Вечности приобщить и от мук избавить. Только не потянул он, чтоб зараз все браслеты надеть, да и стража оттащила… Как там Гро пел, сейчас… «И достался, как шакал, в добычу набежавшим яростным собакам». Или бешеным собакам, забыл уже. В общем, вставили пророку, ученички деру дали, а варк разнесчастный в Бездну их, Голодные глаза где, кинулся.

Все так слезой и умылись, а Гро встал и ушел, и приза не взял, а после пропал у него голос. Мыкался, бедняга, и по скитам ходил, и ночами в места темные лазил, вернуть голос, а там хоть дождь не иди… И вернул, только молчит все больше, когда не поет. Знающие люди говорили – проклятый он, и нет ему смерти, ни первой, ни последней, пока петь может. Вот тогда-то они с Веромом и сошлись…

А ты лей его хватаешь, Слюнь обсосанный…

– Сам ты, – начал было вспухать притихший Слюнь, но осекся, глядя на приближающегося незнакомца в широкой накидке с капюшоном. Удав, не оборачиваясь, пододвинул ногой увесистую кирку и огляделся вокруг.

– Острой лопаты, – бросил незнакомец. – Где хозяин, мужики?

– Который? – заикнулся было Слюнь, глянул на одобрительно кивнувшего Удава и уже уверенно закончил: – Мы сами себе хозяева.

– Который? – протянул незнакомец. – Как его, Вером, что ли?..

– Занят, – бросил Удав.

– Занят, значит, – улыбнулся гость. – Ну ничего, подождем, разговор есть к Его Занятости…

Удав поглядел на провал, где часом ранее скрылся Арельо, и ничего не ответил.

Лист девятый

Он был героем, я – бродягой,
Он – полубог, я – полузверь,
Но с одинаковой отвагой
Стучим мы в замкнутую дверь.

Н. Гумилев

…Когда я очнулся, было два часа ночи. Я лежал на диване в крайне неудобной позе; шея затекла и болела. Голова немного кружилась, и во всем теле была ленивая гулкая слабость, как после высокой температуры. И это еще называется «с меньшей затратой энергии»! Экстрасенс чертов, знахарь доморощенный!..

Я с усилием сел. Генриха Константиновича в комнате не было, а на столе у дивана лежала записка, в отличие от меня, устроившаяся вполне комфортабельно и явно гордящаяся аккуратным, почти каллиграфическим почерком:

«Молодой человек, после сеанса вы соблаговолили уснуть, и я не стал вмешиваться в ваши отношения с Морфеем. Дверь я запер, спите спокойно, дорогой товарищ. После сеанса вы можете себя неважно чувствовать – поначалу такое бывает, потом организм адаптируется и привыкнет. Зайду завтра вечером, если вы захотите – проведем еще один сеанс.

Ваш Г. К.».

Ночь я проспал как убитый – и наутро самочувствие действительно улучшилось. Я пошел бриться, проклиная свою нежную, как у мамы, кожу – стоит на тренировке почесать вспотевшее тело, как потом три дня все интересуются девочкой с кошачьим характером или наоборот. Вот и сейчас, вся шея исцарапана, и воистину «мучение адово», да еще «Спутником» недельной давности!..