В общем, пошли мы с Арельо, а дурень за нами крадется. И Вером ему через плечо, по-доброму – это с придурком по-доброму, а я доброго слова от Варка… то есть от господина Арельо, видать, вовек не дождусь. Подыхать стану, вот тогда, может, молодец, скажет, правильно, что сдох, – продолжай в том же духе… И говорит, значит, дурню: плохо, говорит, когда маленькую цель подносят слишком близко к глазам. Она тогда мир заслоняет, и человек забывает, что в защите добра главное не защита, а добро… Ты понял, Гро, это он остолопу деревенскому, а я когда засмеялся – ну необидно совсем засмеялся, честно, просто от хорошего настроения, – так он меня всю дорогу ногой в зад пинал и заставлял проповедь свою наизусть учить. А мне наизусть – так легче валун этот самому двигать, но выучил, ничего, только задница болит, и пальцы болят, и все у меня болит, ты придерживай, придерживай, Гро, а то кончусь я, и, пока браслет новый не вырастет, будешь ты сам здесь ковыряться, а я потом снова кончусь, Гро, и еще раз, пока тебя одного и не оставлю, и будешь ты – да ты ведь и будешь, Гро, я ж тебя знаю, и слова от тебя не дождешься, одни песни дурацкие, а я песни твои уже слышать не могу, это ты меня соблазнил, паскуда, прах веков на горбу таскать…
Ну вот, а тут даже и плиты нет, железяка торчит кривая, мать ее размать…
– Эй, гробокопатели! – Поношенный камзол Арельо мелькнул на гребне холма, и следом за ним начал выползать Вяленый, грызя оставшиеся ногти на покалеченной руке. – Ну как, груз сняли?
– Сняли, сняли, – огрызнулся Слюнь, – и груз сняли, и штаны сняли, ждем давно…
Четыре откаченных в сторону валуна, ранее образовывавшие неправильный ромб, открыли три потрескавшиеся плиты и некий предмет, названный Слюнем «кривой железякой» – чем он, собственно, и был.
– Глянь, Удав, – приказал Вером. – Твое время, твоя забота…
Удав скользнул вниз и прошелся вдоль плит, внимательно их разглядывая, потом подозвал Гро и указал на ближнюю к нему, ничем не отличавшуюся от остальных.
– Стань сюда. Топай, – сказал Удав, стряхивая с рубахи Гро налипший песок. – Здесь топай, в центре. И посильнее, с задором. А ты, Слюнь, вон на правой топать будешь. И не волынь, красавчик, а то велю головой биться, она у тебя лучше любого лома…
После подобного напутствия Вяленый присел у железного прута и обеими руками вцепился в его изгиб.
– Давай, ребята! – заорал он, наливаясь кровью, и по жилистым рукам заструились крутые багровые вены. – Давай, топай, Гро, подохнем же ни за грош, если обломится, топай, Слюнь, милый, давай!..
Слюнь бешено скакал по выделенной ему плите, вопя нечленораздельное, маленькая голова Вяленого дергалась и моталась на тощей шее, Гро отплясывал первобытный танец по стертому древнему шрифту; и край каменной доски закряхтел и стал приподниматься.
– Падай, Гро! – неожиданно взвыл Удав и рухнул на спину с оторванным прутом в руках. Резко вздыбившись, плита закачалась и сползла набок, открывая черный смердящий провал. Гро уже валялся в стороне, животом прижимая к спасительной земле свой драгоценный лей.
Взмокший Слюнь подкатился к дыре и глянул на бледного дрожащего Удава.
– Ну и зачем надо было падать? – поинтересовался он. – Слез бы Гро тихо-мирно, оно ж не на него валилось, так нет, мордой в пыль обязательно…
Подошедший Арельо дружески похлопал Слюня по перепачканной физиономии.
– Молодец, кучерявый, хорошо топал, с душой, – улыбнулся Арельо, нагибаясь и запуская руку в открывшийся лаз. Он пошарил там, выпрямился и повернулся к Удаву.
– Тетива сгнила, – сказал Вером. – Потому и не выстрелил. А так все в порядке.
Гро отряхнулся и стал подтягивать колки лея. Слюнь сидел, тупо уставившись в провал.
– Ну ладно, а я-то зачем топал? – спросил Слюнь.
– Не могу я, Ангмар, боюсь, дико мне, есть уже – и то плохо стала, поперек глотки стоит и вниз не падает, не могу я так, Анг, совсем, совсем…
Толстуха Нола тряслась, как в лихорадке, все ее рыхлое тело колыхалось в беззвучной истерике, и даже крепкая пятерня вислоплечего Ангмара, сжавшая плечо женщины, не могла унять нервной дрожи.
– Да ладно, лапа, чего ты трепыхаешься? Всего и забот-то – ходи, подмигивай да подглядывай; сама ж говорила – тюхи они, один этот, как его, Вером, так не съест он тебя, тебя съесть – это полк нужен, с выпивкой… Ну, разложит где, так не убудет тебя, да и мужик он видный…