Живущий в последний раз

На работе все время клонило в сон, и я чуть не перепутал кассеты во время выдачи, но вовремя заметил. Раньше со мной такого не случалось. Надо будет сегодня воздержаться от сеанса. Хотя в этих «выходах в астрал» есть нечто такое… притягательное, что ли? Как наркотик. Попробовал – и тянет продолжать. Ладно, посмотрим…

15 мая. Только что звонил Серый. Нашу бывшую одноклассницу Таню Пилипчук нашли мертвой возле дома. Как раз после того дня рождения. Говорят, сердечный приступ. Это в двадцать семь лет… А у нее дочка, муж-кандидат… Надо будет на похороны съездить, неудобно. Куплю гвоздик каких и…

* * *

И надо мною одиночество
Возносит огненную плеть,
За то, что древнее пророчество
Мне суждено преодолеть.

Н. Гумилев

…За дверью была Бездна, и Бездна была – живая!

Мириады глаз – распахнутых, жаждущих, зовущих; беззвучный крик плавился, распадался в подмигивающей бесконечности, и пена ресниц дрожала на горящем, накатывающемся валу тянущихся зрачков. «Ты – наш!» – смеялась бесконечность. «Ты – мой! Мой…» – взывал каждый взгляд. «Ты, ты, ты – дай…»

В последнее мгновение Арельо Вером откачнулся от края пропасти и всем телом навалился на горячий камень двери, поддавшейся на удивление легко. Он стоял, отрешенно глядя в слюдяные блестки пористого бурого сланца; дрожь, глухая дрожь медленно затихала в глубине его естества, и безумие сворачивалось в клубок под набрякшими веками.

– Теперь я понимаю, – пробормотал Вером. – Бедняга Су… Они не успели взять его тело, но разум… Разума он лишился.

Шлепанье бегущих ног растоптало тишину подземелий, и спустя некоторое время из-за поворота вылетел спешащий Гро. Лей звонко хлопал его по бедру, и свежий рубец кровоточил на испачканном, искаженном отчаянием лице. Увидя Арельо, он замедлил шаги и вскинул растопыренную ладонь, тыча ею вверх.

– Этого следовало бы ожидать, – покачал головой Вером. – Что Слюнь?

Гро ударил ладонью по ляжке.

– Удрал, паскуда! – скривился Вером. – А Удав? Что с Вяленым?

Гро молча отвернулся.

– Как же ты так, трехпалый?.. – прошептал Вером, бессмысленно потирая запястья. – Как же ты так… Пошли, Грольн, пошли… Наверх. Поминать…

Тяжкий рокот прокатился под сводами, и потолок галереи осел сплошной стеной каменных глыб. Кошачьей судорогой Гро бросил тело к Верому, и крайняя плита застыла локтях в трех от каблука его замшевого сапога.

Факелы дрогнули и погасли. Некоторое время царила полная тишина, только слышно было, как где-то с шелестом осыпается песок.

Вером наклонился, подобрал упавший факел, ища кремень, который всегда носил с собой; и застыл с согнутой спиной, не смея повернуться.

Шелест. Шелест осыпающегося песка.

– Не надо. Здесь и так светло. Здравствуй, человек Вером.

Арельо выпрямился и разжал пальцы. Факел вновь упал, и Гро уселся на песок у ног Верома, перебирая струны своего лея.

– Здравствуй, сотник.

– Я забыл, что это такое. Ты боишься, человек Вером?

– Нет. А ты?

– Я забыл, что это такое. Пора рассчитываться, человек Вером. Это мы призвали тебя в Сай-Кхон.

– Зачем ты разговариваешь с ним? – вмешалась женщина.

– Замолчи, Третья. Я хочу понять, почему мы выбрали именно его. У нас много времени.

– Время… Я забыла, что это такое, – сказала женщина.

Арельо огляделся. Они стояли в образовавшемся круглом зале с низким провисающим потолком, и в конце зала, за спиной Верома, была – Дверь. Слюдяные блестки пористого сланца.

– Там, наверху, твой враг, – бросил Вером пробный шар. – Ангмар.

– Враг? – Даже тени усмешки не было в пыльном голосе. – Мой?.. – Третья склонилась над ним. – Тебя это радует, человек Вером?

– Да.

Лицо Арельо Верома изменилось, изменилось неуловимо и страшно.

– Да, меня это радует. Ты хороший мальчик, сотник. Был. И ты хороший Верхний. Стал. Играй, Грольн. Играй Слово Последних.

– Да, – кивнул Гро, вскидывая лей.

– Да. – Сбитые пальцы тронули струны, и рубец на лбу налился теплой краснотой.

– Да, Сарт, – сказал Грольн Льняной Голос, проклятый певец запретного.

«Са-а-арт!..» – простонала бесконечность за дверью; «Сарт» – хрустнули суставы глыб завала; «С-с-с-сарт…» – и семь бесцветных неподвижных призраков встали у попятившейся в испуге стены галереи. Все Верхние были в сборе.

Мужчина и женщина отшатнулись назад, и властная ладонь исторгаемой леем мелодии толкнула их в грудь, отбрасывая, сдавливая, ставя на колени; Грольн выгибался над кричащими струнами, и силуэт стоящего над ним тек неуловимыми, зыбкими волнами – потертый камзол зеленого бархата, господин Арельо? – о, господин Арельо – это… кривая двусмысленная усмешка, деньги вперед, звякнувший мешок и мертвая хватка усталого бродяги, я мог бы сделать это силой, обида, обида и агатовый летящий плащ с тускло отливающей застежкой, и хмурый бесстрастный профиль в решетке древнего горбатого шлема с крыльями у налобника, шлема? – дурацкого рыжего колпака с бубенчиками, с выглядывающей жиденькой косичкой, пегим хвостиком, я больше не люблю шутить, Отец, не люблю!.. – юродивый, нищий, Полудурок – Сарт…