Живы будем – не умрем. По страницам жизни уральской крестьянки

…К ногам привязали
Тройной интеграл,
Шпаргалкою труп обернули,
А чтоб на том свете
Не мог сачковать,
Прочли теорему Бернулли.

Но главным оставалась учеба. Физика – особая наука. Она околдует всем, что у нее есть. Вскоре я получила непривычное комсомольское поручение: в воинской части готовить по физике желающих после службы поступить в вуз.

В деканате сказали: если выдержу, не сбегу, то это будет отличная для предстоящей работы практика, и не ошиблись. После я часто повторяла своим ученикам, что образование и развитие идет через бесконечные упражнения.

А в нашей комнате существовала не только коммуна, но и застрочила швейная машина, взятая в городе напрокат. Каждый год я изнашивала, не снимая, одно платье. Перед осенними заморозками я принесла из камеры хранения свое пальто. Девчонки охнули и объявили, что в нем я буду даже не «роза в крапиве», а обыкновенный ремок, и надо что-то делать.

Выручила жена коменданта общежития. Она посоветовала мне его окрасить, а я тут же вспомнила, как у нас в деревне говорили: «выкрасишь и выбросишь».

– Может и такое случиться, кто его знает, – отозвалась сердобольная комендантша.

Однако внешний вид тогда меня мало смущал, для этого я была слишком увлеченным человеком. Похвастаюсь теперь, что была даже старостой институтского философского кружка…

Нытики и пессимисты мне всегда были чужды, и я держалась от них подальше. Всякого рода трудности и преодоления считала временными, хотела делать дело и видеть свой результат. Есть дела неприятные, но обязательные, от них не надо уклоняться. Есть дела, от которых зависит твой внутренний рост. Зачастую они трудные, но их не надо бояться. Целеустремленность в молодости должна быть главным качеством личности. Если человек не знает, куда держать путь, то ему и не дует попутный ветер.

Во время очередных зимних каникул мама поведала о своей жизни и с удивлением рассказала о приезде к нам в каютку директора школы с женой.

– Таня, если бы ты знала, как я испугалась, когда увидела их у нас на пороге. Стыдно, что и угостить-то их было нечем. Сама знаешь, что едим. Картошка да хлеб. Коза не объягнилась, молока нет, куры зимой отдыхают, несутся плохо.

На мой вопрос, зачем они пожаловали, мама ответила, что мне лучше знать.

– Уезжая, они оба повторили, чтоб я в письме написала тебе не выходить замуж, а ждать их сына. Летом он закончит учебу.

Потом она открыла для меня свои «прискорбия». Оказалось, что зимой в селе ходило «поветрие», многих свалило, не ее одну, и сделалась она «хоть заживо хорони». Жар был такой, что спасу нет, еле с работы притянула, а в каютке, как на зло, Кока складыню учинила, событульничков назвала, но мир не без добрых людей. Дай Бог здоровья Феклуне, она на печь пустила прохварываться, все горячим молоком поила. Выболела так, что краше в гроб кладут.

– Сама, Таня, знаешь, что хворь и поросенка не красит. Лекарства не выкупала и не пила: жалко денег на отраву. На печи отлежалась, и все – как рукой сняло.

Мои доводы о пользе лекарств мама слушать не хотела, а все больше жаловалась на тетку Крестину:

– Кока живет с припросом: в долг берет, а не отдает, а какие у меня деньги? Двадцать семь рублей в месяц. Как говорится, будь другом, да без убытка. Давать – дело хорошее, но когда приходится раскаиваться, то видишь, что хорошие дела тоже учат. Вон твой дед Егор говорил: «Меньше пей, да свое имей». Скажет так – и не проглотишь. Вот выйдешь замуж за сына директора школы, а на пол постелить нечего.

Мама все говорила, говорила. Я слушала ее сквозь слезы и смех.

– Если бы ты, Таня, только видела эту шаечку! Веселятся напропалую, с шутками да прибаутками: «Рюмочка Христова, ты откуда?» – «Из Ростова». – «У тебя паспорта нема?» – «Нема». – «Вот тебе тюрьма!» – и выливают ее в рот.

Чё не люблю, то и Бог дал. Обида меня берет, что Кока из-за перебитого позвоночника сорину с пола не подняла, тело у себя навела, как репу, а я еще от колхоза вся одрябла, – говорила мама, махнув на себя рукой.

Тетка, невзирая на свой недостаток, вызывала у нас с мамой большое сочувствие. Ночью она кашляла, чихала, вздыхала, ворочалась на кровати, плохо спала, бродила по избе и беспрестанно пила воду или рассол, да так, что, по словам мамы, «глотка журчала». Зато ежедневно наша гулена утром и вечером читала молитвы, клала поклоны на коленях перед иконами. И вправду бывает, что человек «Богу молится, а черту кланяется».

Как ни тяжело мне было оставлять маму в таких условиях, но приходилось успокаивать себя тем, что потерпеть осталось немного, к тому же тетушка мудрая и гуляет, по ее словам «от случая к случаю».

Известно, что человек изменчив со временем, но ни время, ни даже старость не изменили маму в главном – она всегда была простодушной. Вспоминаю, как много-много лет спустя я распрогневалась на то, что дома есть нечего.