Живы будем – не умрем. По страницам жизни уральской крестьянки

Я впервые тут оказалась. Деревня приглянулась покоем, блеском оконных стекол от падающего солнечного света, притихшими избами под черемухой и уютом. К большому удивлению, даже ни одна собака не залаяла на нас. Вскоре мы вошли в Комарово. Дом, где нас ждали, был высокий, с небольшими окнами.

Нас встретила неторопливая женщина и пригласила к столу, предложив каждой стакан козьего молока и ломтик хлебушка. Вкус козьего молока был особый, непривычный, и мне пить его расхотелось, на что хозяйка сказала:

– Пей, Таня, привыкай. Это молоко полезное.

Хозяйка предупредила маму, что козочка появилась на свет не так давно, потому она еще без имени.

С этими слова она внесла в избу маленькую, беленькую с изящными тонкими ножками и симпатичной мордашкой козочку.

Мама поблагодарила хозяйку, на козочку надели ошейник, привязали веревочку, и мы отправились домой. Хлопками в ладони я направляла ее движение по дороге, мама, держась за веревочку, то шла, то бежала. Вскоре маленькая плутишка перестала нас слушать. Это не входило в наши планы.

– Вот ведь какая неугомонная! Придется брать тебя на руки. Значит, отдохнуть захотела наша малютка.

Мама несла козочку на руках, пока сама не устала. После мы сели у дороги на траву. Солнце, как большой желтый мяч, катилось на покой после жарких своих трудов. День уходил в невозвратность и уносил с собой наши заботы. Вскоре мы шагали бодро с новыми силами. Я шла босиком по мягкой, почти пушистой дорожной пыли. Ногам было тепло и приятно. Козочка все меньше слушала нас и не поддавалась на наши уговоры. Наверное, как и мы, тоже захотела пить. Ей жарко под белой пуховой шубкой.

– Хозяйка сказала, что, как вырастет, будем вычесывать с нее настоящий пух. Вот тогда, Таня, свяжу тебе теплые носки.

Мама предложила дойти до раскидистой березы и под ней отдохнуть. Над дорогой светлолицая, развесистая береза, как лебедь, выгнула шею. Мы сели, опершись спинами на ее крепкий ствол. Козочка была тут же на привязи и вела себя беспокойно. Отдохнув, мама попросила, чтоб я помогла «завалить козлушку ей на загривок». Подхватив руками по две ножки козочки, свисавшие спереди, мама призналась, что начинает уставать.

– Вот выйдем на большак, может, нам подфартит: кто-нибудь подвезет, а то у меня уже соль на спине, – сказала мама.

Мы поминутно останавливались от усталости. Мама с козочкой на загривке, рядом я босая, мы еле-еле ползли по дороге. Мимо во весь дух пронеслась лошадь, на телеге сидела одна баба. Вдруг лошадь остановилась. Мы поняли: она ждет нас.

– Сидайте туточки, а то вы притомилися. Домчу.

То была женщина с далекой Кумарьи. В ее разговоре чувствовался свой, еще не забытый говор. Все разместились на большой плоской телеге. Козочка неожиданно притихла. Я радовалась, что скоро доедем, и разглядывала на небе облако, похожее на нашего лихого коня. Справа от дороги росли в низине ивы, и встречный ветерок легко завивал ивовые тонкие косы. Возница гнала лошадь во всю прыть, она спешила. Впереди неслась прямо на нас легковушка. Дорога была узкая, точнее, дорог в ту пору никаких не было. Лошадь испугалась рева машины и рванулась в сторону. Телега на ухабе наклонилась и вмиг свалилась на бок. Все произошло так быстро, что никто не успел опомниться.

Мама разом скатилась с телеги и встала резко на ноги, я кубарем полетела куда-то вниз, козочка издала истошный крик: у нее краем телеги придавило ножку. Машина быстро промчалась, возница резко натянула вожжи, лошадь остановилась. Крепкая, высокая, здоровая баба одним махом двумя руками отметнула телегу на дорогу! Козочка непрерывно мякала: ножка ее была сломана. Женщина оправдывалась: лошадь машин боится, непривычная она к ним.

– Садитесь, не боитеся, нихай доедем. Куды вам топерь диватися, тильки со мною. По неволе стали друга.

Мы снова уселись на телегу.

– Вот ведь как бывает, Таня: не рад, да готов. А ты держи вожжи крепче, не выпускай из рук, а то захлеснешь всех.

Перед мостом у Ленска лошадь вдруг встала как вкопанная: ни туда ни сюда.

– Надо нам убираться с телеги, пока живы, а то завалит она нас под мост, хоть силы у бабы немереные, – шепнула мне мама.

По доброй воле мы слезли с телеги и поплелись по своей деревне. Козочка жалобно блеяла, наши сердца обливались кровью, мы с мамой плакали от жалости. Доплелись домой, привели ветеринара. Козочку назвали Майкой оттого, что намаялась она в дороге. К молоку привыкли, ее полюбили, но наша страдалица стала бодливой.

– Это она осерчала на род людской, а во всем виновата эта сполошная баба. Будь она неладная, тресья! Хорошо, что в кучке остались, а не по частям. Неуж не видишь, Лиза, едет не баба – зверь. Гонит на всех парусах. Они – самоходы, люди бесшабашные, для них законы не писаны. Не зря ведь у них самая ходовая пословица: терпи, казак, – атаманом будешь. Вот они и есть настоящие атаманы: ни Бога, ни черта, ни начальства не боятся. Спрятались по лесам и живут себе, в ус не дуют.