Живы будем – не умрем. По страницам жизни уральской крестьянки

Долгожданный портфель был черного цвета, с двумя отделениями и металлической застежкой спереди. Я сразу полюбила его и берегла долгих шесть лет. Только сейчас, с пятого класса, я почувствовала себя настоящей школьницей.

Я любила школу и ждала встречи с ней. Школа – это другая «планета», со своими правилами и законами. Здесь рождалось мое понимание добра и зла, помощи и предательства, здесь начиналось осмысление главных человеческих ценностей.

– Мама, а знаешь ли ты, что мы в пятом классе начнем учить немецкий язык.

– А зачем? Немцы – наши враги.

– Не знаю. В школе объяснят, а я скажу тебе.

Помню, на первом уроке я услышала от учителя, что немецкий язык надо учить для того, чтобы сохранить себе жизнь, а то вдруг рядом кто-то на немецком языке договорится вас убить. Я сразу призадумалась. Это объяснение учителя в необходимости изучать немецкий язык мало кого вдохновило.

Учителя немецкого языка в школе мы всем классом панически боялись, особенно его больших черных глаз, черной шевелюры и взгляда исподлобья. Как-то уже в шестом классе оставил он нас после уроков учить модальные глаголы. (По совместительству он преподавал еще уроки труда.) Всех пятерых послеурошников (три девчонки и два пацана) он завел в класс, где стояло несколько верстаков, на которых стругали доски. Везде валялись стружки, опилки: тетя Тоня еще не успела убрать сор после урока. Вдруг он громко скомандовал:

– Всем по углам и учить так, чтобы от зубов все отскакивало. Приду, проверю.

С последним словом он с силой захлопнул дверь и закрыл нас на ключ. Тут мы поняли, что с ним шутки плохи. Мы расселись на верстаках, забились по углам и принялись зубрить. В огромные окна лил яркий весенний свет. На березах в школьном палисаднике набухли почки и вот-вот затрещат. Уже видна была в них зарождающаяся новая жизнь, и у нас сегодня шла своя жизнь: из всех углов были слышны шепот, шорохи, скрип ручки с тоненьким перышком. Сначала все молчали, потом, глядя друг на друга, захихикали, а после и вовсе разбушевались. В ход пошли опилки, стружки, куски фанеры, а учитель все не приходил. Мальчишки забегали за печку, пошел остренький запашок. Мокроту засыпали опилом. И нам пришлось бежать туда же, да раздвигать подолы платьев. Дело кончилось тем, что за печку стаскали все стружки, опилки, но никто из нас не признавался вслух об устроенном туалете за печкой. Я предложила всем рассказывать вслух по очереди все о модальных глаголах: один рассказывает, все сидят на верстаках и слушают, а после – каждый ставит свою отметку. Надо же как-то коротать время.

Уже все получили пятерки, а учителя все нет. Мы на замке, в школе тишина и только на улице жизнь. Ближе к весне жизнь в деревне оживала. Улица наполнялась шумом, смехом, разговорами.

От голода я легла на солнышко и уснула на верстаке. Постепенно голод свалил всех. Дети спят крепко. Нас разбудил учитель своим истошным криком:

– Вас всех, видно, мешком по голове хлопнули! – Это он своим огромным носом почувствовал наши ароматы. – Вон отсюда! И чтоб всех сейчас же как ветром сдуло!

Мы проснулись и побежали к выходу, я же по своей детской наивности тихо спросила учителя:

– А когда мы будем рассказывать модальные глаголы? Я выучила.

– Убирайся, я сказал.

Вовка Ершов сообразил и всем объявил на улице:

– Да он про нас забыл. Тоже прикорнул, поди, маленько после обеда.

Ласковый сумрак уже окутал нашу деревню. Больше после уроков меня не оставляли. Сейчас я уже ничего не помню из немецкого языка, кроме модальных глаголов. Уроки труда его тоже буду помнить, пока жива. На каждом уроке мне было велено вытаскивать из старого школьного забора, который лежал на задворках, такие же старые, ржавые гвозди. Они шли в дело. Для этой цели я получала в руки тяжелые металлические щипцы, а потом маялась: ни один гвоздь мне не поддавался. Тогда я шла к самому крепкому и толковому мальчику Толе, мы в раннем детстве жили рядом.

– Вытащи мне сколько-нибудь гвоздей.

Количество этих ржавых, корявых вынутых гвоздей решало мою участь на уроке. Он никогда не отказывал, но при этом выдвигал свои встречные условия:

– На урок сядешь со мной. Я дам тебе клочок старой газеты. Будешь крутить пульки. Бумагу экономь. Надо отбиваться от «врагов». Если пулька случайно попадет в тебя – губу не расквашивай.

Деваться было некуда. Я соглашалась. На уроке нас осаждали «враги». Мне приходилось даже лезть под парту и там готовить снаряды для массированного артобстрела. После урока Толя победно произносил:

– Славненько отстрелялись, а ты честно заработала хорошую отметку по труду.

Так и не довелось мне хоть один раз взять в руки рубанок, провести по шершавой доске и снять желтую, легкую, почти воздушную стружку, похожую на завиток, потом провести рукой по гладкой образовавшейся дорожке на доске, а все потому, что рубанков на весь класс недоставало.