Я не успокаивала маму. Пусть выговаривается. Ее, пожалуй, внимательно слушала только дочь. Ей обидно и больно за все прожитые годы. Ничего не получилось из того, что задумала. Счастья нет, а на чужое не сядешь. Гнет ее, как колосок в поле.
Мы еще долго сидели на завалине и разговаривали с мамой, чувствуя, что навсегда расстаемся с теткой Марией и Яшкой. Было ощущение, что закончился первый этап моей жизни под названием «счастливое детство».
После долгих поисков выбор пал на дом Перевозкиных. Жили они на нашей улице, их большой дом был поставлен Иваном после возвращения с войны для многочисленной семьи, но дети выросли и не захотели работать в колхозе, а уехали «на производство», как тогда делала вся молодежь. После получения паспортов был массовый побег из колхозов, ибо заботы о людях в колхозе не было. Люди бежали от настоящего рабства, да такого, какого не знали и не могли предположить их предки.
Иван с женой Маревьяной остались одни. Мама решила, что лучшего жилья для нас в деревне нет, к тому же жизнь показала, что люди они сердечные, умеют чужую боль понять и помочь.
Мама ушла со слезами на глазах.
Она вернулась быстро.
– Будем сейчас же переселяться. Нас пустили. Бог да добрые люди всегда помогут. За квартиру мы платить не будем, они знают, что с нас взять нечего, кроме наших рук. Мы должны будем держать порядок в доме. Спать будем на гопчике, он у них большой, не упадем. Сундук до зимы будем держать в сенях…
Полупустой сундук мы тут же перетащили, а на второй ход мама повела на веревочке козу, а я подхватила под мышки двух куриц. Вот и переехали.
Дорогой мама все же опять всплакнула.
– Шатаешься ты, Лиза, по деревне, как медведь-шатун, глаза, поди, уж всем промозолила. И приспичило же Яшке жениться не вовремя. Заохотилось патефон, видно, послушать.
– Какой ты медведь, мама? Мы, как две бабочки, порхаем с веточки на веточку, с цветка на цветок. Все нектар ищем.
– У кого-то, может, жизнь и патока, только у нас она хуже горькой редьки.
Мама плакала и сморкалась в кулак. После наводнения избы топили все лето. Солнце не жалело тепла и света. Чадная и грязная наша улица оживала. Мы подошли к дому у самого оврага, окруженного со всех сторон огромными тополями. Вошли в большой и чистый двор. Хозяева встретили нас приветливо. Иван, улыбаясь, заговорил:
– Не горюй, Лизуха, мы вас не пообидим. Ты видишь, какая у нас на двоих со старухой домина? Места хватит всем и тепла тоже, – показал он на поленницы дров, стоящие под сушилом.
Иван был высокий, крупный, здоровый мужчина с седой головой. Рядом с ним мы были, как Дюймовочки. Миловидная и спокойная его старуха пригласила нас посидеть с ними на чистом крылечке.
– Ох и натерпелись мы ноне страху. Думали, что всех смоет.
На улице темнело. Можно было бы еще сидеть и мирно беседовать, но кровопийцы-комары, как оружие массового уничтожения, донимали и поедом ели всех без разбору, а в конце концов загнали всех в дом.
Глава 26. Жили-были старик со старухой
За чаем разговор был только о наводнении. Почитай, каждая семья понесла убытки. Все что-то перестраивали, поправляли; многие изменили свои планы и намерения. Мы сидели за столом, а тихая, приветливая и улыбчивая жена хозяина дома Маревьяна угощала нас.
Мама много лет не была ни на каких званых обедах, не чувствовала на себе внимания и простого участия в своих заботах, а тут еще оказалась выставленной в одно мгновение на улицу теткой Марией, расплакалась и внезапно громко заговорила:
– Ударила меня Мария, как обухом по голове: «Собирай манатки, Лиза, и выметайся». Ловко ли мне такое слышать от жены родного брата? Столько вместе вынесли, что умом не охватить. На-ко, не из тучи гром загремел, как зачеканила. Мне ни от кого ничего не надо, кроме доброго слова, а она вздумала на мои мутные очи песок сыпать…
Хозяева, почуя, что мама сильно разволновалась, стали ее утешать тем, что они нас не пообидят, а главные трудности у мамы позади: дочь хоть с горем пополам, но подняла, теперь осталось только жить да радоваться. И правильно сделали, что ушли. Без согласия жизни нет.
Мама не смогла скрыть свое волнение и пожаловалась:
– Сколько живем с дочерью, до нас никому дела нет, а как пнуть или оскорбить – тут желающие находятся быстро.
Я молчала и только внизу под столом гладила мамину руку.
– Неси, старуха, чё есть выпить покрепче. Мы с Лизой чокнемся за наше здоровье и за все хорошее. Не горюй, Лиза, мы живы, а остальное трын-трава.
Иван от души засмеялся, осушил рюмку и крякнул.
– Всяк пьет, да не всяк крякат. Попомни мои слова, Лиза: будешь ты в раю. О тебе в деревне никто худого слова не сказал.
– Рад бы в рай, Иван, да грехи не пускают. Вам спасибо на добром слове. Будем жить, как Бог велит. Вот увидите: мы вас не стесним шибко, не побеспокоим.