Живые души, или похождения Лебедько

Лебедько минуту сидел неподвижно, силясь внутренним взором хоть как-нибудь, да поймать эту умонепостижимую картину. Из этого предприятия решительно ничего не выходило, зато родился вопрос: «Вот вы говорите, будто бы Я не является центром, постоянно ускользает в сложные лабиринты ризомы, но ведь существуют особые состояния концентрации внимания, и я даже готов допустить, что эта концентрация представляет бессознательный процесс обмена образов и ощущений на знаки, то бишь Означающие. Это пусть. Но пока концентрация длится, этот процесс, как мне кажется, должен иметь какую-то устойчивую локализацию».

Лицо Джафарова просияло: «Вы задаёте сложные вопросы, и это хорошо. Давайте, уж, как-нибудь не будем рассматривать изощрённые состояния типа Дхияны и Самадхи, иначе нам и дня не хватит, чтобы объяснить головоломные комбинации, описывающие эти явления, а возьмём просто случай более-менее устойчивой концентрации внимания на неком объекте, допустим, на дыхании. Кроме того, что в этот момент Я находится там, где ощущение дыхания, сознательно или бессознательно, называются Означающим «дышу» или каким-то ещё, мы же, в то же самое время, по умолчанию знаем, что мы находимся в некой комнате, что где-то ходят или сидят знакомые нам люди, располагаются какие-то предметы... Вот и посудите, получается, что сама концентрация не является строго локализованной, это некий пунктир, с которого непрерывно происходит соскальзывание на различные периферические объекты. Этим я хочу подчеркнуть, что даже в случае концентрации - Я — множественно, никакого центра личности не существует, а конфигурация рисунка этих почти неисчислимых Я постоянно меняется. То есть, Я, сами по себе не имеющие качеств, всё время множатся и постоянно соскальзывают в непредсказуемых направлениях. А посему, строго говоря, выражение «центр» утрачивает свой первоначальный смысл. Большая часть процессов обмена Означаемых на Означающие имеют место за пределами, так называемой, личности. Когда мною говорит Другой, он говорит через меня и мной, но никак не во мне. Субъект децентрирован, он не имеет ни то, что центра, но и вообще сколько-нибудь однозначной конфигурации».

Бедный Владислав Евгеньевич! От мудрёных речей восточного человека у него, признаться, мозга за мозгу заехала  - до того кучерявая картина получалась. Выходило, что где бы мы ни пытались обнаружить своё гипотетическое Я — там его уже нет, оно соскользнуло чёрт знает куда. К тому же, раз уж Я – процесс обмена Означающих на Означаемые, то, выходит это ни что иное, как – текст. Всё же, наш герой нашёл в себе силы спросить: «Но кто же производитель текстов? Тех текстов, которые читаются этой голограммой, этим фантомом, этим, в конце концов, «ничем»?», - «Другие тексты. Тексты порождают тексты. Нет никакого авторского Я, как первоисточника текстов. Тексты, видите ли, не нуждаются в авторе. Автор возникает лишь как точка их схождения, и эта точка постоянно перемещается, множится, разбегаясь по непредсказуемым, неуловимым, всякий раз новым узорам ризомы, находясь в огромном множестве. Вместо авторского Я обнаруживается то, что тексты перекликаются, переговариваются, проникают друг в друга, одновременно во множестве ускользающих точек, и в этом текстовом перемещении положительно невозможно установить никакой центрированности. Представляете теперь, за что мы боимся и за что держимся в этой жизни, что отстаиваем? За голограмму из текстов, которая, если копнуть глубже, и вовсе окажется ничем? Иллюзия!»

«Но это же решительно какая-то нелепица!», - возмутился, было, наш герой: «Ежели тексты не нуждаются в авторе, ежели они порождают сами себя, тогда, по-вашему, получается, что язык возник раньше, чем человек?», - «Отнюдь!», - отвечал Камиль Алиевич: «Обоснованию этой проблемы посвящены сотни страниц таких титанов философии, как Делёз, Деррида, Фуко и многие другие, я же попытаюсь привести очень краткую, хоть и упрощённую метафору, позволяющую снять абсурдность тех тезисов, к которым мы пришли выше. До появления, например, слова Бог или его синонимов, никакого объективного бога не было. Но здесь тоже кроется парадокс, ибо это утверждение не является опровержением наличия чего-то или кого-то неназываемого, которое могло породить наш мир. Просто мы никак не можем о нём говорить, так как он абсолютно недоступен нашему сознанию. Всё, что мы можем как-нибудь назвать, так или иначе, является достоянием нашего же Воображаемого или Символического. А посему, Означающему Бог в любом случае соответствует некое Означаемое — образ или совокупность образов и ощущений. И, чем более развито сознание человека, то есть, чем большее количество различных текстов он в состоянии через себя пропустить, тем более сложной и насыщенной будет комбинация образов и переживаний, соответствующих Означающему Бог».