Гость, которого к тому времени, скажем по правде, уже голод сморил, встал с кресла и принялся прохаживаться по тесной веранде. Особого простора, дабы как следует поразмять члены, на ней не было, ибо завалена она была всяческим барахлом. Валялись здесь, между прочего, не годящегося уже к употреблению хлама - вёдра без ручек, какие-то поломанные грабли, тачка об одном колесе: второе лежало неподалёку, и видно было, что приладить его к тачке не имеется ни малейшей возможности. Перечисляя, таким образом, можно привести, пожалуй, ещё десятка два предметов, годность которых к дальнейшему употреблению была весьма сомнительна. Пытаясь движением хоть как-то унять ворчание желудка, Владислав Евгеньевич, отвлекшись от темы, тщился понять: по старости ли Яков Аркадьевич не в силах вынести весь этот мусор на свалку или же, напротив, собирает он его в виде экспоната эдакого домашнего музея, подчёркивающего мысль о бесполезности потребительства. Не сделавши предположения ни в пользу первой, ни в пользу второй гипотезы и решительно стесняясь спросить, дабы не обидеть как-нибудь старика, гость вдруг спохватился, что заехал в темы, уж больно далёкие от предмета обсуждения. Польщённый давешней похвалой хозяина, наш герой решил и дальше выказывать прозорливость — надежного козыря для получения посвящения у Дознера, Лебедько ещё не придумал, а посему решил действовать на авось: «Всё что я слышу у вас, почтеннейший Яков Аркадьевич, не только ласкает мой слух, как противника всякого рода капитализма и насилия, но и являет собой бесценную, так сказать, сокровищницу мыслей. Но вот какой мне видеться во всём этом казус: чуть только мы начинаем обличать всю несправедливость сложившийся ситуации, мы тотчас становимся в позицию спасителей цивилизации. Но, посудите сами, ежели следовать вашей остроумной метафоре, то любой эдакой спаситель — никто иной, как рьяный сотрудник той самой лаборатории, которая и споспешествует институту капитализма в его получении сверхприбыли более всего».
Бледные черты хозяина вновь озарились некоторого рода румянцем: «Эк, вы! Из вас, пожалуй, может выйти толк! Вы, признаться упредили тот тезис, который я должен был озвучить далее. Совершенно верно — ни в коем случае не попадаться на удочку разного рода спасительства — это, можно сказать, наша первая заповедь. Мы должны средоточием воли удерживать некоторый нейтралитет и, из этой уже позиции провести диагностику. А она, именно такова, как я вам о том и поведал. Ну, а далее, ежели в результате такой диагностики вы найдёте в себе мужество признать, что не ведали, что творили, дальше уже, совместными усилиями, мы можем посмотреть, как строить возможные контрдоминанты, которые могли бы, в конечном итоге, растащить очаг доминанты капитализма фазы «общества потребления». При знании принципов функционирования доминанты, усилия некоторого коллектива уже могут принести весьма значительные плоды. А знаете ли вы, молодой человек, что значит принцип доминанты[6]
?», - «Как же, - не без некоторой гордости ответствовал Лебедько, — изучал в университете, даже по сему вопросу экзаменационный билет вытянул, ответив, между прочим на «отлично»! Хотите, хоть сейчас определение скажу, да все свойства доминанты подробнейшим образом распишу?»Дознер опять допустил на лице своём кривую усмешку: «Верю, что расскажете, однако же, теория без практики мертва! Вот, извольте-ка, по приезду домой перечесть труды Алексея Алексеевича Ухтомского, касаемо учения о доминанте несколько раз, да с карандашиком, отмечая для себя все возможные случаи, где сию теорию можно употребить. А употребить её, доложу я вам, можно в самых различных сферах, далеко не только в физиологии как пишет сам Ухтомский, но и в социологии, в политике и вообще, можно сказать, где угодно. Ежели вы поймёте это, тогда в ваших руках будет оружие помощнее водородной бомбы. В своё время покойная Жанна Фон Зальцман говаривала мне: «Тот великий механизм, который использовал Георгий Иванович Гурджиев, дабы решительно поменять человеческую натуру, описан уже в трудах Ухтомского. Штудируйте, Яков, эти труды, и не будет для вас ничего невозможного!» Так вот, придёте ко мне завтра, так я вам, пожалуй, свои конспектики на сей счёт подготовлю, а покамест, продолжу. Я, было, стал говорить про контрдоминанты, так вот тут как раз психологи, то есть, те, кто взаимодействуют с человеческими душами и могли бы стать ключевыми фигурами в создании этих самых контрдоминант. Тогда-то мы сможем говорить о роли психологии и психотерапии не только в частных задачах исцеления отдельно страждущих людей, но и в глобальных социальных преобразованиях. И нужно-то для этого, по сути, немного — занять гражданскую позицию. Но тут ваш брат, сколько я в своём время не бился, решительно не желает к этому прислушаться. Просто беда! Не встречал ещё более узколобой профессии...»