Живые души, или похождения Лебедько

Здесь автор позволит себе пуститься в размышления о тех возможных обвинениях, которые падут на него со стороны так называемых патриотов. Сидит себе спокойненько эдакий патриот и занимается совершенно посторонними делами, накопляет себе капиталец, устраивая судьбу свою на счёт других, но чуть случится какая-нибудь книга или статья, по мненью его, оскорбительная для Отечества, в которой скажется горькая правда, он тотчас выбежит из своего угла, аки паук, узревший, что запуталась в паутину муха, да подымет вой, мол, хорошо ли выводить это на свет и провозглашать об этом? А что скажут иностранцы? - Думаете, разве автору всё это не больно? К чему же ему таить слово? Кто же, как не он должен сказать правду? Вы-то боитесь глубоко устремлённого взора и обыкновенно скользите по всему недумающими глазами. Так что, извольте постигать... Однако, мы отвлеклись от наших героев на то время, покуда Лебедько погрузился в мрачные предчувствия. Прошло, несколько минут, и он, поднявши взоры свои на хозяйку, вопрошал: «Каким же образом сии «двойные приказания» формируют картину мира обывателя, это вы можете поведать?», - «Охотно, - отозвалась хозяйка, наливая себе уже простывшего чаю, дабы промочить горло, - да, вот только рассказ мой будет длинным, боюсь, за сегодня-то и не управимся», - «Готов приходить к вам, сколько потребуется, но некую глубину познаний в этом вопросе приобресть мне, положительно, нужно», - изъявил свою готовность слушать наш герой.

«Ну, что же, внимайте. Одно из главных противоречий капитализма с точки зрения психологии, это как раз невозможность избежать противоречивых предписаний на самом фундаментальном уровне. С одной стороны, основное правило капитализма, это стремление к неусыпному накоплению капитала, а с другой стороны, всё же и капитализм вынужден принимать некую самоценность человеческой жизни  и уважать общечеловеческие ценности. А вот эти-то две стороны как раз и невозможно совместить, они у нас получаются взаимоисключающими параграфами, так как главный код, управляющий движением капитала, не терпит конкурентов. Вот вам, драгоценнейший, самый простой пример: положим, некий капиталист изо всех сил тужится, хотя бы внешне, относиться к наёмным работникам как к людям. Однако, случись любая ситуация, когда под сомнение будет поставлена его прибыль, он тут же пустится либо безжалостно увольнять работников, либо снижать им зарплату, либо чего ещё похлеще. Или взять, положим, демократию. По определению — это власть народа. Но как всё обстоит на самом деле? Народу вменяется обязанность свободного волеизъявления, от него требуется активное участие, но раз за разом этот самый народ и близко не имеет ожидаемого результата своей активности и волеизъявлений. Иными словами, власть вменяет народу обязанность влиять на неё, но каждый раз обнаруживает абсолютную неподатливость этим влияниям. А при этом ещё и попытка ухода от активности и от так называемого волеизъявления строго порицается и даже наказывается. Народ оказывается в проигрыше в любом из вариантов. Общую картину дополняют характерные попытки блокировать сколько-нибудь серьёзную критику, особенно в плане фундаментальных основ системы и вопроса об её иерархическом устройстве. Как вы, конечно же, понимаете, в запасе у власти всегда наготове стандартный набор запугиваний и обесценивающей демагогии, как то: «ужасы революции», «хаос анархии», «левые рвутся к власти» и тому подобные лозунги, которым народ вынужден верить, исключительно потворствуя чувству вины, бессознательно возникающему у него из-за того, о чём мы говорили чуть ранее, то есть от ощущения неэффективности своей активности и своего волеизъявления. Это, так сказать, результат двойного влияния, который виден даже невооружённому, хотя и незамыленному глазу». Произнеся сию тираду, Розова внимательно оглядела путешественника и резюмировала: «Поймите это, как главный тезис: от вас требуют активности, но самоя эта активность разбивается об абсолютное её игнорирование. Все мы в подобном положении находимся, и, бессознательно стараясь избежать полной дезориентации, теряем способность критически мыслить, и тут-то нам можно внушить всё, что угодно».

В эту минуту Владислав Евгеньевич пребывал уже в достаточно бодром расположении, так что был способен впитывать каждое слово, произнесённое Вероникой Павловной, образно и ярко. Она же говорила, не останавливаясь: «С другой стороны, средства массовой информации втягивают нас в мир псевдособытий, псевдоисторий, псевдокультуры. Тут дело в особой структурированности рекламных информационных сообщений, которые одновременно и утверждают, и самоотрицаются. В результате, они представляются вроде бы как не ложными, но обывателю совершенно непонятно, как их воспринимать. Под действием их атак он начинает воспринимать всю медийную информацию уже как собственные мысли и желания».