Тут только хозяйка изволила предпринять небольшую паузу, дабы как-нибудь перевести дух. Лебедько вообще заметил, что уже несколько времени она периодически посматривает на часы. Набравшись решимости, он спросил: «Почтеннейшая Вероника Павловна, не надоел ли я вам каким-нибудь манером?», - на что хозяйка отвечала добродушно и искренне: «Помилуйте, драгоценнейший Владислав Евгеньевич, я, напротив, нахожу в вас вдумчивого слушателя, что мне необычайно приятно, ибо не всюду такового встретишь. Однако, меня ждут некие дела, которые я вынуждена достаточно спешно урегулировать, а посему добавлю к сказанному ещё буквально несколько фраз, после чего мы договоримся с вами встретиться на другой день. А хотела я выразить сегодня ещё следующее: народ по отношению к власти является, как ни крути, всё-таки жертвой. И вот тут, заметьте, что на высказывание и действие жертвы отнюдь не всегда следует игнорирование. Напротив, как раз власть может явить и ответную реакцию, и даже внимание, но что очень важно, внимание это и реакция случаются всегда как-то не совсем по существу вопроса. Создаётся видимость какого-то даже уважения, и отношения к жертве как к личности, но, увы, это всего лишь видимость. На деле жертва всегда остаётся со смутным ощущением, что она не получила ответ на свои вопросы, однако, все её попытки разобраться в ситуации искусно блокируются. Контакт вроде бы и имел место быть, а вроде и не имел, и жертва остаётся в состоянии крайней внутренней запутанности и ощущение, что с ней самой «что-то не то», сопровождается чувством вины и прочими подобными тяжёлыми переживаниями. В то же время, внутренняя активность с самого раннего возраста успешно подавляется опять же «двойными приказаниями». Внешне звучит лозунг типа «будь активным», но требования активности сопровождаются неявными ограничениями, делающими самою активность невозможной, а вынужденная пассивность опять же ставится жертве в вину. Убийственная и коварная тактика! И наконец, важнейший момент заключается в том, что при «двойных приказаниях» для жертвы накладывается запрет на саму возможность обсуждать как первое приказание, так и второе, как явное, так и неявное. Жертва может смутно чувствовать, что что-то не так, но не иметь возможность это обсудить. Её попытки что-то выяснить тут же упираются в обесценивающие лозунги и слоганы, исходящие из средств информации и рекламы, которые жертва, как мы уже говорили ранее, воспринимает за свои собственные. А за запретом на обсуждение неявно следует запрет на мышление. Люди сейчас совершенно разучились критически мыслить, и с чем только не готовы согласиться. А, зачастую, многие даже и борются за внедрённые в них убеждения, типа таких, например, что стремление к частной собственности и конкуренции являются, дескать, врождёнными и природными качествами человека, что как вы, конечно, понимаете — полнейший бред».
Сей же момент Розова вновь бросила взгляд на часы, что было для гостя совершенно наглядным жестом для того, чтобы начинать раскланиваться. «Ага, - подумал он про себя, - вот тебе и «двойное приказание»: говорит о том, что хочет продолжить общение, сама же поминутно дёргается и на часы смотрит». Оставшись доволен тем, что он начал на деле понимать, что такое «двойное приказание», и получив неизгладимое впечатление от беседы с Вероникой Павловной, Лебедько, договорившись с последней о встрече на следующий день, отправился снимать номер в гостинице, что было проделано, впрочем, без особого труда, да, и номер, признаться, оказался вполне сносным по провинциальным меркам. Время было ещё не позднее, и наш герой, переполненный новой для него информацией так, что мозги уже, образно выражаясь, плавились, решился-таки отправиться на лекцию, касающуюся, некоторым образом, отношений полов. О лекции сей он узнал от Розовой. К тому же Вероника Павловна рекомендовала лектора как одного из своих учеников. И вот, отыскавши, не без труда, некий подростковый клуб, располагавшийся в полуподвальном помещении начавшего уже разваливаться двухэтажного строения, попал Лебедько в душную комнату, где и присел на край деревянной скамьи. Лекция, по-видимому, была уже в самом своём разгаре: маленький лысоватый мужчина в огромных очках и плохо отутюженном костюме, бурно жестикулировал, поворотясь к плакатику, на котором были начертаны синим фломастером кружочки и стрелочки. Слушателей было, прямо скажем, не густо: четыре женщины предпенсионного возраста и одна ещё совсем молодая - с грудным ребёнком на руках. Несмотря на молодость, её внешний вид красноречиво свидетельствовал о том, что она давно уже положительно отказалась хоть сколько-нибудь им заниматься.