У Лебедька от неожиданности отвисла челюсть, а затем ещё начался приступ икоты: «П-позвольте, а откуда вы, собственно, знаете, к кому я направляюсь? Я же об этом ещё и не говорил. И про рекомендации...», - «Ну, что же вы? Имея хоть сколько-нибудь развитую интуицию, догадаться об этом было не сложно, а, принимая в расчёт те радующие меня изменения, которые начали с вами происходить, у меня не остаётся ни тени сомнений, что вы достойны быть допущенным в тот круг, куда стремитесь, а, может быть, и ещё к таким людям, об общении с которыми и мечтать до сих пор не смели. Однако, не буду кормить вас посулами, а начну потихоньку вводить в курс тех идей, которые обобщают давешнюю тему «двойных приказаний» и приводят наше понимание человеческой ситуации, сложившейся к настоящему моменту, на новый уровень». Мы не будем описывать ни то, как гость по мановению ока очнулся от дремотного отупения, вызванного обильной пищей, ни то, какие мысли лихорадочно завертелись в его голове, ни даже то, как под действием этих мыслей заурчал его желудок, а ограничимся лишь тем, что скажем, что Владислав Евгеньевич, спустя довольно короткое время, покуда в нём происходили все эти, если можно так выразиться, переходные процессы, приготовился жадно внимать речам Вероники Павловны. Та, в свою очередь, начала со следующих фраз:
«Как вы понимаете, драгоценнейший Владислав Евгеньевич, ум человеческий с древних времён томится по некоему всеохватному определению или концепции, которые могли бы дать всеобъемлющее описание многообразию явлений и форм воспринимаемого мира в максимальной полноте их взаимосвязей. Истоки стремления изложить некое единое и полное описание мира мы находим ещё у досократиков: у Гераклита, с его универсальным первоначалом огня, у Парменида, с его бытиём, заполненным мышлением, и у многих других. Эта тенденция была продолжена Платоном, неоплатониками, философией Средних веков и эпохи Возрождения, она приобрела захватывающий размах в период расцвета классической философии и, выйдя чуть ли не на победную финишную прямую на пике модернизма... неожиданно обломалась. В тот момент, когда по образному выражению Жиля Делёза и Феликса Гваттари: «мир потерял свой стержень», употреблённому ими в своей революционной книге «Капитализм и шизофрения», для интеллектуально вменяемых людей стало очевидным, что построение неких универсальных описаний — принципиально невозможно, а все предыдущие попытки найти такие универсальные описания и обобщения были связаны с тем, что несчастный человеческий ум всячески пытался обрести утешение и опору перед лицом разверзшегося хаоса, о каковом пытливые мыслители догадывались даже ещё и в прежние времена. Сейчас же вменяемый человек отдаёт себе отчёт в невозможности выразить всю потенциальную бесконечность сущности бытия в конечном индивидуальном и даже коллективном усилии познания. Иными словами, мы вынуждены признать, что живём в ситуации принципиальной нехватки информации в самых различных контекстах бытия».