«Ух, ты!»,- встрепенулся Лебедько: «А я же об этом догадывался!», - Вероника Павловна кивнула, продолжая свою речь: «А, во-вторых, они не безобидны, так как внутри самой психологической и эзотерической культуры существует множество противоречивых субкультур, причём противоречия эти в глаза не бросаются, а вот человек, бегая по тренингам и семинарам разных новомодных направлений, попадает в ситуацию не только жёсткого, неявного, зомбирующего дискурса, но ещё и множества «двойных приказаний», так что самые активные адепты уже становятся глубокими невротиками и даже психотиками, для других это пока ещё перспектива, так как, следуя предписаниям одних психолого-эзотерических систем, они тут же нарушают другие. Ведь мало, кто даёт себе труд осознать, что различные направления психологии опираются подчас на совершенно разные идеологические постулаты. То же касается и литературы этого направления. Современный читатель сметает всё без разбора и критического анализа, поверхностно считая, что всё это — об одном и том же, а на деле, становясь жертвой «двойных», «тройных» и «десятерных» приказаний. Дальнейшая схема уже оговорена: колоссальные силы, уходящие на подавление чувства вины, апатия и бездеятельность, маскируемая подчас лёгкими приступами эйфории, которая тоже никак не идёт впрок. В результате, человек оказывается полностью обезоружен и отдалён от того, чтобы занять сознательную гражданскую позицию и действовать в направлении творческого преобразования реальности».
Владислав Евгеньевич искренне подивился: «Однако же, живуч человек. При таких условиях неявного, но жёсткого воздействия, обложенный, что называется, со всех сторон, умудряется ещё как-то существовать. Понятное дело, что силы на то, чтобы нейтрализовать весь этот прессинг, уходят неимоверные. Что же, почтеннейшая Вероника Павловна, я мог бы сказать, что чувствительно благодарен вам за науку, однако, любые слова будут слишком скупыми, дабы передать ту благодарность, которую я испытываю к вам и к судьбе, пославшей мне встречу с вами!»
Хозяйка даже прослезилась, прощаясь с путешественником: «Помните, что задача перед каждым из нас стоит колоссальная — возвратить всю эту силу себе, ибо она нам, ой, как ещё пригодится. Ведь энергии, которую мы вкладываем, чтобы хоть как-то свести концы с концами, её очень-очень много, её хватило бы на то, чтобы реальные чудеса творить. По сути, у нас остаётся не так уж много вариантов: можно оставаться, пока хватает сил, в неком статус-кво, платя апатией, потерей интереса к жизни, тревожностью и виной, можно, в худшем случае, пытаться изо всех сил удерживать маску «окейности», а можно и встать на путь подвига, того, о котором мы говорили выше», - помедлив минуту: «Вас ждёт Москва! Отправляйтесь туда, не теряя времени и звоните Александру Геннадьевичу Губину. В добрый путь!»
Оснащённый такого рода напутствием и несколько ошеломлённый резким поворотом сюжета, наш герой провёл вечер, прогуливаясь по живописным окрестностям города Тулы средь лугов и дубрав, чувствуя, что вместе с пьянящим воздухом наступающего лета он вдыхает совершенно новый вызов, который бросает ему самая жизнь.
Глава 8
«...Москва, как много в этом звуке для сердца русского слилось, как много в нём отозвалось...». Спору нет, отозвалось очень многое, однако же, увы, далеко не то, что во времена Пушкина, да, и не то, что, пожалуй, лет 20-30 назад. Миллионы сломанных судеб, обманутых надежд, пронзительной боли. Город олигархов и гастрабайтеров, город лжи и лицемерия, город, опрокидывающий душу, город масок и личин. Ежели прежде герой наш жаждал въехать туда победителем, снискав расположение сильных мира сего и насладиться дешёвой славой, да, может быть, ещё наудачу, каким-то невиданным способом вкусить запретный плод любви, то нынче всё решительно менялось. И самая любовь уже не казалась всамделишной, за поисками дешёвой славы стоял, всего-навсего, образ внутреннего эсэсовца, задабривать которого полученными на халяву «плюсиками» уже положительно не хотелось, да и те, кого ранее Владислав Евгеньевич почитал как сильных мира сего, представлялись сейчас кучкой одержимцев — наивных мечтателей о человеческом благе, напрочь оторванных от суровых реалий действительности. Казалось, что единственное, что может произвесть на Москву хоть какое-то впечатление — это деньги.
Ещё только выехав из Тулы, Лебедько почувствовал некоторое замешательство: первоначальный импульс, увлёкший его в путешествие, почти иссяк, неутешительные знания, открытые ему теми, с кем он встречался, породили ощущения отчаянья и безнадёжности, предстоящие встречи не внушали уже былого оптимизма. Въехав же в белокаменную, герой наш совершенно, можно сказать, потерялся, почувствовав бесприютность маленького человека в огромном людском муравейнике. Даже выходя из квартиры Розовой, путешественнику казалось, будто бы всё клонится к тому, дабы вышло из него что-то путное. Но и эта мысль лопнула, как мыльный пузырь в холодной, люциферианской атмосфере столицы.