Владиславу Евгеньевичу вновь бес пнул в печёнку: «С этим согласен, а вот про критику специалистов не совсем. Специалисты, это такие же зазомбированные люди, получившие специальное образование, и хотим мы этого или не хотим — отформатированные», - «Почти любой человек кем-либо или чем-либо уже отформатирован», - раздасадованно отвечал Губин: «Вышедший за пределы форматирования - уже не личность. Однако, этот вопрос, в контексте нашей беседы, второстепенный. Вам необходимо понять вовсе не это, а то, что на обсуждение и на осмысление классовых проблем сейчас наложено мощное табу, я бы даже сказал мета-табу. Классовый вопрос надёжно вытеснен из сознания людей. В этом отношении весьма показательно, что псевдокоммунисты из КПРФ также напрочь забыли про классовую борьбу, подменяя её популистской риторикой националистического или державного толка. Поэтому ещё раз сделаю акцент на то, что за всяким высказыванием следует искать идеологического заказчика, а стало быть — классового. И тут мы видим, что сопротивление этой теме — колоссальное, потому как, ежели её копнуть, то из бессознательного может полезть материал, вытесняемый из-за причастности почти каждого современного человека Системе. И здесь, заметьте, обывателю «спасительным» мниться откреститься, заявив, например, что «я вообще к политике никак не отношусь» или «я ни за правых, ни за левых», а «борьба это вообще ужасно». Но подобные фразы как раз таки выдают того, кто их произносит, с потрохами. Ведь классовая борьба идёт постоянно, и если ты отмахиваешься от этого, то ты боишься признаться, по причине ещё большего страха испытать стыд или вину, что ты давно на стороне доминирующего класса, несмотря на то, что он тебя неявно и нещадно имеет во все места. Увы, большинство борется на стороне Системы, против своей же природы, за своё же угнетение, имея при этом весьма сомнительные вторичные выгоды. Очень сложно признать это, но очень важно, потому как сам факт признания уже ведёт к переходу на другую сторону. А как только там, на другой стороне, накопится некая критическая масса, вот тут-то Система и расшатается!»
Выслушав эту тираду, Лебедько расчувствовался и глубоко вздохнул: «Да, похоже, так и есть. Я, например, со стыдом наблюдаю, как я кручу свою шестерёнку в Системе, гораздо большее количество усилий затрачивая на неё, чем против. Всецело уповаю на когнитивный диссонанс: видя это и испытывая стыд, я начинаю, если не с каждым днём, то по крайней мере, с каждым месяцем работать на неё всё меньше». Александр Геннадьевич ослабил галстук и вальяжно затянулся сигаретой: «Похвально!» Впрочем, разомлевшего от выпивки путешественника сей комплимент не уберёг от коварного вопроса: «Ежели у всякого явления или действия есть свой, так сказать, заказчик, то позвольте узнать, кто был заказчиком той информации, которую так активно пропагандировал Ленин? С заказчиком правых мы разобрались, какая же структура является заказчиком левых и является ли эта структура также частью Системы?»
Губин поперхнулся сигаретным дымом и закашлялся. Такой непредвиденный вопрос совершенно изумил его. В свою очередь, Лебедько увидел, что хватил, пожалуй, чересчур далеко, но тем временем Александр Геннадьевич уже в полной мере овладел собою. Положив сигарету в пепельницу, он откинулся на спинку стула и, скрестивши руки, пробуровил, казалось, в нашем герое дыру своим колючим взглядом. Затем хохотнул: «Призрак, что в ту пору бродил по Европе, впрочем, бродит и сейчас», - и не давши Лебедьку опомниться, быстро переменил положение, облокотясь о стол: «Ежели серьёзнее, то, чёрт возьми, вы правы — тоже системная структура и, заметьте себе, кое-каких результатов эта структура добилась за семьдесят лет, причём, не самых худших».