У нее фантастическая внешность. В очереди за водкой ее никто не узнаёт. Портреты в витринах МХТ показывают красавицу. Собой она, как и положено, недовольна. А в душе все равно английская королева, которая повышается в цене с каждым годом, как драгоценное вино.
Тенякова до сих пор говорит, что наша дружба после их переезда, скорее даже бегства в Москву, была для них спасительна: не так просто бросить свой дом, свой город, свои привычки – и в эмиграцию!
Каждый из нас тогда прикидывал, каково это – вот так выдрать свои корни, сжечь мосты, забыть все, что было, все что ныло, что давным-давно уплыло, – и как в прорубь с головой: на чужбину.
Наша жизнь тогда тоже напоминала привал после двух землетрясений. И встреча в нашем только что наспех сооруженном доме, построенном из вторсырья на благотворительной основе, была так же спасительна для нас, отверженных от своих семей и спасающихся только надеждой, что когда-нибудь все еще может кончиться ничего себе.
У них был личный транспорт – машина. И когда в сыром сумраке нашего запущенного сада неожиданно раздавался клаксон их «жигулей», мир моментально преображался. Проблемы переставали быть проблемами, убогость обвисших паклей стен больше не оскорбляла, громче пели соловьи, и замирали комары.
Наташа вносила веселую деловитость и организовывала стол. Юрский вздымал уровень разговора до философских высот, маленькая Дашка с заклеенным глазом изображала принцессу из сказки, а мои мальчики начинали лупцевать друг друга от избытка восторга. Самая мудрая была наша чуть более чем годовалая дочь Маша – она находилась в наблюдательном возрасте.
И вот наконец вся мелочь укладывалась спать, а у нас начиналась взрослая умная глубокая беседа. Юрский читал свои экспромты, оттачивал свои рассказы, очевидно именно тогда у него зарождался таинственный Игорь Вацетис, под личиной которого он напишет много пьес, сам же и поставит.
А Наташа? Она была камертон. Иногда одобрительно всхрапывала, что означало полное согласие, иногда бросала пару реплик, как бы не относящихся к обсуждаемому сюжету, иногда загадочно молчала, покуривая, но, насколько помню, ни разу я не слышала категорического осуждения, едкого осмеивания, а уж издевательство или злость – это не ее приемы.
Как-то сидим у телевизора – Наташа, дети и я. Юрский на работе. На экране балет «Анюта», танцует божественная Катя Максимова. Вдруг Дашка говорит:
– А вот интересно, у нее коса своя или привязанная?
Наташа фыркнула:
– Даша, тут высокое искусство, а ты про косу. Хотя это тоже, конечно, интересно.
А как играли в шарады! Однажды загадали «Робкий мужчина» – показали и кий, и чин, и муж. А целое – Наташа вышла, обвела взглядом мужскую аудиторию, соображающую, что бы это могло быть, и сказала: «Таких тут нет!»
Однажды мы с ней сели на велосипеды и, как два подростка, погнали по нашим дачным улицам куда глаза глядят. А глаза привели нас к дому лесника – прекрасного рыжебородого шестидесятника. Там жила его семья – жена Юля, зубной врач местной внуковской клиники, и двое детей – девочка, которая училась в одном классе с моей старшей дочерью, и молодой человек двух лет, с которым я не была еще знакома. Малыш вышел к нам с топором в руках, ему не хватало только рыжей бороды. Это все напоминало волшебную сказку, из которой не хотелось возвращаться.
Солнце, запах хвои, семейное счастье и этот маленький лесник. О, если б навеки так было! Но осталось в воспоминании как о каком-то чуде.
Наташа, ты помнишь?
Относительно недавно наша уже выросшая дочь Маша застряла на нашей даче между двух дверей. Она уже уходила на электричку и захлопнула внутреннюю дверь, а ключи, отпирающие внешнюю дверь, забыла в доме. Место, где она застряла, называется у нас тамбур. Там было вполне комфортабельно: грела батарея, горела лампочка и при себе у нее был телефон. После бессмысленных воплей в окружении глухого леса Маша позвонила мне в Москву. У меня судорожно заработала голова – и вспомнилась аналогичная история, произошедшая с Теняковой в их первой московской квартире возле Киевского вокзала. Пока я поднимала всех возможных соседей и они искали запасные ключи, я развлекала дочь этой историей. Со временем детали стерлись и заменились другими, но в целом дело было так.
Юрский утром повел Дашу в школу. (Не исключено, что фантазия.) Наташа осталась одна и пила кофе (это правда). Потом пошла в туалет и зачем-то крепко заперла дверь. А замки там были точно такие, как и на нашей даче: внутри круглой ручки и халтурные. И замок заклинило.
В этот момент Маша заинтересовалась и спросила, сколько времени она так провела?
– Весь день, – успокоила я ее, – но ведь там было комфортабельно.
– И что она делала?
– Колотила в стены, в потолок, все же это был новый дом с плохой звукоизоляцией.
– И что? Ключи были у кого-нибудь?
Я задумалась, решила, надо у Теняковой спросить.
– А что она еще делала?
– Она думала.
– О чем?
– О жизни, наверное, – неуверенно сказала я.
– И чем кончилось? Кто ее освободил?