Ольга Николаевна поставила чайник. Потом достала джезву и банку с кофе. Сварила кофе, села и негромко запела: «По Смоленской дороге снега, снега, снега…» Игнат никогда не слышал, чтобы мама пела. Какую власть может дать знание, что мама поет, а Дашка ест, – неизвестно. Но это в копилку, всё в копилку.
Неожиданно послышался голос бабушки. Марина Петровна увидела невестку и сказала: «А, это ты!» – и все.
Молчание. Верно, кофе пьют. Запах хороший.
– Скажи мне, Ольга, – величественно спросила Марина Петровна, – сколько нам еще сидеть в этом заключении?
– Сколько надо, столько будем сидеть. Вы, Марина Петровна, разве забыли, что весь мир на карантине?
– А-а, вспомнила, что хотела спросить. Я сейчас в тридцать седьмом году, вы не помните, сколько тогда стоила буханка хлеба?
– Марина Петровна, я родилась в шестьдесят пятом.
– А водка у нас есть?
– Надо у Игната спросить. Он что-то протирает.
– Олечка, а тебе не кажется, что у мальчика нехорошо с головкой?
– А когда у него было хорошо?
– А, ну да, ну да. А все-таки выпить хочется.
Наступило полное молчание, только ложечка размешивала сахар, как в купе поезда.
Ноги у Игната затекли, но женщины уходить не собирались. Наконец бабушка спросила:
– Ты знаешь что-нибудь об Олеге?
– Нет, – негромко ответила Ольга, – мне все равно, мне он никто.
– А мне он сын, – так же негромко сказала бабушка.
Встала и ушла, шаркая.
Мама после этого запела, потом, очевидно, выпила кофе и ушла, не шаркая.
Игнат пошел спать, размышляя над услышанным. Он был Игнат Олегович по документам. Значит, Олег – это его отец, сын бабушки. Интересно.
Прошло три дня.
От ворот звонили. Очевидно, ожидаемый курьер. Игнат освободил из неволи контракт и понес бабушке на подпись. Бабушка находилась в самом разгаре репрессий тридцать седьмого года и была в плохом настроении. Подписывать отказалась – вероятно, она сочла Игната эмгэбэшником, который пытал ее отца и требовал подпись под протоколом.
Игнат разозлился и подписал сам, он прекрасно знал бабкину подпись, бесхитростную, как ее фамилия – Сидорова.
Нацепив маску и перчатки и накинув пальто, он пошел к воротам. Открыв, сразу отмерил дистанцию, а контракт оставил между торчащих вверх пик калитки. Но курьер смотрел на него и молчал. Навороченный автомобиль «тесла», о котором Игнат даже мечтать не мог, стоял поодаль.
Игнат издали указал рукой на бумагу, но пришелец смотрел на него. Он был без маски и без перчаток. Неплохо одет для курьера, даже элегантно.
– Ты Игнат? – спросил пришелец.
В ответ Игнат показал рукописный плакат:
«У нас строгий карантин. До свидания».
– Я твой отец, – сказал пришелец.
У Игната слегка помутилось в голове – почему-то он соединил слово «курьер» и «отец» и получилось, что его отец работает курьером.
Пришелец отодвинул замешкавшегося Игната и двинулся в сторону крыльца. Похоже, он здесь уже бывал.
Игнат побежал за ним, размахивая плакатом.
Но гость уже уверенно входил в дом.
Игнат растерялся. В это время подъехала машина, и оттуда появился настоящий курьер, которого он видел в прошлый раз, и это помешало ему бежать за пришельцем.
Пока настоящий курьер брал бумагу, а машина стояла на проезжей части, а выстроившийся хвост гудел изо всех сил, гость уже исчез внутри дома.
Растерявшийся Игнат закрыл ворота, окончательно обрекая подзащитное семейство на контакт с заведомым носителем страшной болезни.
В кухне увидел сестру.
Подошел к ней. Она ела ореховую пасту вилкой прямо из банки.
– А ты чего в пальто? – спросила.
– Даша, – сказал Игнат, – ты знаешь, кто это?
– Твой отец. Но не мой. Мой артист, бабушка сказала. Она мне покажет, когда увидит по телевизору.
– А почему?
– Что почему? Жизнь такая, вот почему.
– Он был без маски, – трагическим голосом сказал повелитель.
Даша пожала плечами, выбросила пустую пластиковую банку в мусорку и направилась к холодильнику. Открыла и застыла задумчиво в поисках, чего бы еще поесть.
– Как ты думаешь, зачем он приехал, – спросил Игнат.
– Бабушку забрать. Чего ты в пальто сидишь? Сам говоришь…
– Куда?
– Орден ей там какой-то должны дать. Слушай, а можешь заказать ореховой пасты побольше. Это же на один укус.
Сверху по лестнице спускались. Голоса были громкие, веселые. В доме давно так не разговаривали.
Бабушка приоделась в строгий пиджак и брюки. Это ее молодило. Гость нес за ней норковую шубу, которую она уже год не надевала. На голове у нее несколько залихватски выглядела косо надетая меховая шапка с золотой брошкой. Они направились к выходу.
Игнат бросился наперерез:
– Бабушка, где твоя маска? Без маски нельзя. Стой, я тебе принесу.
– Здравствуйте, – робко поздоровалась Даша, приглядываясь к гостю, – а вы куда?
– В Кремль, – ответила бабушка.
– А ты кто – Даша? – спросил гость, подавая бабушке шубу.
– Ну… – уклончиво ответила девочка. – А вы кто?
– Я дядя Олег.
– Но вы не мой папа, мой папа артист, правда, бабушка?
Игнат, задыхаясь, принес несколько масок. Бабушка небрежно положила в карман.
– Бабушка, – с отчаянием сказал внук, – надень, пожалуйста, там же опасно. Там все в масках, это же Кремль, туда не пустят без маски.