– Что случилось? Да кто она такая? – спросила женщина полицейского.
– Я Даша.
– Ну и что?
– Дочка, – совсем тихо и неуверенно произнесла Даша, проклиная свое желание встретиться с отцом, который, судя по всему, вообще никогда ее не видел.
Полицейскому надоело чикаться, и он решительно вошел в квартиру и попросил позвать Бахметьева.
– Бехметьева, – совсем еле слышно уточнила Даша.
– Так вы сначала разберитесь, кого вы ищите, – среагировала женщина.
В дверях появилась сонная фигура в халате. Любой утренний человек выглядит неважно. Этот выглядел ужасно, про таких говорят: с перепою.
– Иди, иди, – женщина стала запихивать его обратно, – видишь, они без маски. Ты свалиться хочешь?
Но когда она оглянулась, полицейский был уже в маске и натягивал вторую Дашке.
– Это кто? – спросил Бехметьев.
– Дочка, – чуть не плача сказала Даша, желая провалиться сквозь землю.
– У меня нет дочки. У меня два сына. А с чего ты решила, что ты моя дочка?
– Бабушка говорила.
– Ну привет передай бабушке. Скажи – ошибочка вышла.
– Хорошо, – еле выдавила Даша.
Когда они ждали лифта, за дверью раздались звуки скандала и даже что-то полетело.
Вышли на улицу. Полицейский позвонил куда-то и получил указание везти, куда скажет девочка. Девочка назвала имя бабушки и по фамилии писательница Сидорова быстро нашли адрес дачи.
В машине Даша сидела тихо.
– Он, что, правда отец? – спросил полицейский. – Кто тебе сказал?
– Бабушка, она мне его по телевизору показала.
– Так вот что, а я думаю, чего это лицо такое знакомое.
– Он по телевизору лучше.
– И что ты от него хотела?
– Увидеть.
– Увидела?
– Да.
– Вот козел, – выругался полицейский и поместил в навигатор адрес дачи писательницы Марины Петровны Сидоровой.
Дашка сразу заперлась в ванной и не выходила до вечера.
Полицейский поговорил с Ольгой Николаевной, она что-то подписала, что-то пообещала. И он уехал. Она сразу побежала к Даше, но в ванной шумела вода и больше ничего. И доносились всхлипы.
– Дашенька, – спросила мама, – ты просто скажи, ты в порядке?
– Нет, – отозвалась дочь и больше не отвечала ни на что.
Игнат спросил у матери, что с Дашей. Она ответила:
– Это все ваша драгоценная бабуля.
Игнат пошел к бабушке, хотел спросить. Но бабушка писала про митинг на Манежной в начале перестройки в день Прощеного воскресенья, когда вся площадь как один человек повторяла за тогда еще прогрессивным и смелым Станкевичем: «Россия, прости нас! Прости нас, Россия!»
Игнат постоял и спросил:
– Есть хочешь?
Бабушка замотала головой:
– Не мешай!
Тогда Игнат устроил большую уборку в доме, он все чистил и мыл, прыскал антибактериальной жидкостью, но вирусы уже жили в доме.
В шесть вечера, когда Даша наконец вышла из ванной и заглянула в абсолютно пустой холодильник, у Игната страшно заболела голова – до ощущения рвоты. Потом внезапно начался озноб, он буквально стал стучать зубами, ища что на себя надеть. Озноб усиливался, и он поплелся просить градусник у бабушки.
Марина Петровна писала про гибель трех ребят во время первого путча и была полна сострадания к молодому поколению – она встревожилась и предложила парацетамол, который у нее остался от больницы.
Температура рвалась вверх – пока измерял, стало 38.
Потом бабушка заинтересовалась своей температурой и выяснила ровно через десять минут, что у нее 34,5. Пока она размышляла над такими странными цифрами, Игнат сунул градусник под мышку, и через две минуты у него было 39.
– Бабушка, – спросил он испуганно, – что это? Градусник сломан.
Бабушка уже протягивала стакан воды и парацетамол.
– Я умру? – спросил внук.
– Необязательно. Я же не умерла.
Мама крикнула, что обед готов. Ольга Николаевна готовила бесхитростно – или макароны с сосисками, или картошку с рыбными консервами. Сегодня было новшество: макароны с рыбой.
Игнат пополз к себе и набросил все, что было в шкафу, на себя – сильный внутренний холод леденил его.
Дашка заглянула к нему:
– Ты чего есть не идешь? – и испугалась вида брата.
Он буквально зарывался в груду тряпок. Она притащила свое одеяло и накрыла сверху.
Надо было отнести бабушке поесть. Но неожиданно дико заскрипела лестница – Марина Петровна, ощупывая ногой каждую ступеньку, сама спускалась вниз.
Ольга Николаевна дала сыну горячего чая и сразу поняла: вирус проклятый. К ночи сама заболела.
Молодой организм Игната яростно боролся и не сдавался. Но температура держалась и тоже не сдавалась. Пришлось вызвать врача. Когда врач приехал, Ольга Николаевна жутко кашляла.
В их прежде так строго охраняемом доме стали появляться чужие люди, и сделать с этим ничего было нельзя.
Взяли тесты, увезли задыхающуюся Ольгу Николаевну.
Марина Петровна закрылась у себя наверху и продолжила свою летопись. Кончался двадцатый век, она была все ближе и ближе к нашему времени. Вспоминать стало труднее и скучнее.
Игнат проснулся среди ночи и ощутил себя здоровым. Казалось, что он хорошо выспался и теперь полон энергии. Он встал и пошел в кухню – очень есть хотелось. Пустой холодильник его удручил. Нашел сушку и сделал чай.
Тест был негативный, то есть хороший. Игнат спросил врача:
– Что это было, если не вирус?