Живые люди

Кондрат с машиной исчез, и Роксана пошла на станцию пешком. Воздух резко запах весной. Суетились птицы, прилетевшие на теплое время года. По лесу шныряли закладчики. Это относительно новое явление в подмосковных лесах. Раньше это называлось «охота на лис», теперь – вульгарный поиск спрятанного наркотика с помощью телефонного навигатора. Тоже весенний признак.

Роксане захотелось петь, и она запела Шуберта. Сначала тихо, а потом громче и громче. А потом как выдала фиоритуру, и неожиданно ее подхватили птицы – и в такой правильной тональности и так весело, что Роксане показалось – жизнь и вправду налаживается, а к лету станет просто сплошным счастьем.

Имя Роза

В аэропорту Берлингтона Розу ждала машина. В Вермонте она никогда не бывала и удивлялась чистоте пейзажа без рекламных щитов по дороге и мягким очертаниям лесистых гор. Справа у дороги стоял немолодой верблюд и смотрел на бегущий мимо поток машин.

Она была в бабушку – авантюристка. Бабушку после войны вывезли в Америку совсем ребенком. Но с молоком матери она впитала память о русском языке. Потом забыла. Перед смертью вдруг заговорила по-русски, ее никто не понимал в старческом доме.

Когда Роза приехала с ней прощаться, бабушка протянула ей свою пергаментную руку. Она говорила и говорила что-то непонятное, гладила внучку и о чем-то просила, буквально умоляла. Роза силилась ее понять, но английский язык совсем выветрился из головы старой дамы. Пришлось просто кивнуть и дать согласие на что-то совсем непонятное.

После ее смерти Роза нашла завещание, никем не заверенное, совершенно неофициальное, написанное от руки и по-русски. Просто мятая бумажонка.

Роза поехала на Брайтон-Бич поговорить с местными. Зашла в кафе, заказала эспрессо с пирожным, расплачиваясь, протянула официантке лист бумаги. Та быстро пробежала и спросила:

– А кто это написал?

– Моя бабушка. Что там написано?

– Она просит выучить язык за лето и осенью сдать экзамен. Потом связаться с ее… как это перевести… душеприказчиком… и получить завещанные деньги.

Роза вспомнила бабушкину бедность, старческий дом и усмехнулась. Но все же спросила:

– How many?[2]

– Мне бы такую бабушку, – ответила официантка. И назвала сумму, прописанную не цифрами, а кириллицей.

Роза онемела, потом спросила:

– Какое сегодня число?

– Двадцатое мая.

* * *

И вот Роза едет в Вермонт в знаменитую на всю Америку русскую школу, которая, кстати, стоит совсем немало. Пришлось все взять в долг. Но американцам не привыкать жить в долг.

В интернете она кое-что узнала об этой программе и подумала: легкие деньги приятно получить. Ей все давалось легко. Испанский, французский, немецкий. Ну добавится русский. В ее профессии пиарщицы пригодится. Хотя если она получит наследство, на фиг это все ей нужно. Будет путешествовать и покупать замки.

Родители, конечно, удивились, но она не ставила их в известность – просто заявила, что это требуется по работе, поскольку русский рынок нестабилен, придется вести разные переговоры с коварными партнерами. Насчет русского коварства мама знала все, отец-американец только догадывался.

Общежитие было из добротного серого камня. Ее мило встретили, проводили в комнату на пятом этаже с кондиционером, потом показали столовую – обычный американский кампус. Мимо прошло карнавальное шествие – ряженые несли испанские плакаты. Роза немедленно включилась в их веселье и дошла с ними до концертного зала, непринужденно болтая с одной девушкой. Она была аспиранткой и рассказала много полезного. Роза позавидовала – жаль, что бабка не была испанкой.

Потом она немного блуждала с картой в руках в поисках нужного здания. Встретила немцев. Немцы рассказали ей, где этот арт-центр Mackalouch, и она подумала: бабушка была еврейкой и в Германии ей делать было нечего. Но немецкий – хороший язык.

Французы буквально ввели ее в большой зал, где ожидалось открытие русской школы. «Merci», – поблагодарила французов Роза и села в амфитеатре. Пока было очень интересно. Она подумала: если будет скучно, сбегу к французам. Веселый народ.

Пока директор русской школы говорил речь, Роза думала о своей жизни и о том, что с бойфрендом Бобом ей не повезло. А ведь, между прочим, ей почти двадцать шесть, скоро тридцать, а это значит четвертый десяток. Пора бы задуматься.

Вдруг все встали и принялись повторять что-то хором. Она тоже стала открывать рот в такт, не вникая в смысл, – наверное, что-то про харассмент. Выйду – спрошу.

Она подошла к симпатичной девушке Мэри, с которой познакомилась в общежитии. Только она произнесла: «What do you think…» – как Мэри замахала руками и показала на жизнерадостного парня, на котором было написано «Саша», и произнесла странное слово «билингв». Роза пошла к Саше. Но на ее вопрос он понизил голос и попросил отойти в сторону. Отошли.