Живые в эпоху мёртвых. Дилогия

— Пойдем что ли, — пригласил Иваницкого Георгич. — Похоже, приглянулся ты племяшу моему. Так тому и быть. Сейчас размещу тебя. Сил набираться будешь. В баньку тебе нужно сходить. Золотой у нас так парит, что вся шкура слезет. Отличный банщик. Потом чувствуешь себя, как заново родился.

— А вы, вообще, чем тут промышляете? А то меня приняли, а так и не сказали куда, — нахально поинтересовался Иваницкий.

Георгич хитро глянул на него.

— А ты сам не догадался? Гоп-стоп. Романтики с большой дороги мы теперича.

— Бандиты.

— Но, но! — возмутился Георгич. — Ты нас с синими и красными не путай. У нас бóльшая часть бригады — это работяги с нашего завода инструментального. Рабочая косточка.

— И грабежом занимаетесь?

Георгич сразу насупился. Иваницкий задел мужика за живое. Он понимал, что Володя прав, но признавать себя преступником ему не хотелось. Похоже, что человек он ещё не совсем испорченный.

— Мы беспредела не творим. Берём своё и уходим. Нам лишнего не нужно, а отбираем только по необходимости. Те, кто в беде — тех не трогаем. А если у кого лишнее есть — пусть делятся. Людям помогать надо.

— Так вы вольные стрелки из шервудского леса и свой Робин Гуд у вас есть, так получается?

— Напрасно ёрничаешь. Баллон участковым здесь все время работал. А в нашем Заречье порядок защищать — это тебе не в конторе штаны просиживать. И стреляли в него и били, и убить пытались. Всякое было, а он сколько лет работал, так и не сбежал, как остальные. Крепкий мужик. Когда мёртвые по улица пошли. Он людей спасал. Организовывал всех. Даже когда газ с комбината пошёл, он не побежал как остальные, а людей из низины кинулся вытаскивать. Завал на мосту — это тоже его идея. Других мужиков за собой повёл. Себя не жалел. Сейчас он единственный защитник и опора в городе, точнее в том, что от города осталось. Кто кроме него немощным помогает? Кто продукты раздаёт? К кому за помощью бегут? Жора человек с большой буквы, что бы там не говорили. Так каким способом нам ещё продуктов и оружия добыть? Когда можем в город выбираемся, брошенное добро подбираем. Очень опасно там. Жизнями рискуем. От жмуров отбиваемся. А если на рынки и в другие посёлки, то бандиты нападают. Тоже опасно.

— Это красно-синие которые.

— Красные — это менты бывшие. Синие — это уголовники. Еще спортсмены есть. Все они беспределят: и карсные, и синие, и спотрсмены, а мы по совести поступаем.

— По-честному грабите?

— А сам ты чем занимаешься? — окрысился Георгич. — Ты на себя посмотри. Да у тебя руки по локоть в крови. Ты на людей как на мясо смотришь. Для тебя разницы нет — человек перед тобой или жмурик ходячий. Я то жизнь прожил и в людишках разбираюсь.

Володе захотелось осадить Георгича, но он все же не стал нарываться. Откуда этот убогий провинциал мог знать, что он в корне не прав, причисляя Иваницкого с его самоотверженным служением «ДОЛГу» к какой-то уголовной шушаре, которая ищет оправдания своим злодеяниям. Эти душегубы сказочку про себя придумали, что они благородные разбойники. А на самом деле — паразитируют на выживших в катастрофе, отбирая последнее себе в угоду.

Да! Иваницкий шёл по трупам. Но творимое им злодейство было исключительным благом и оправданным злом потому, что он предотвращал ещё большее зло. И не было в его служении никакой корысти. Он жил ради идей освобождения земли от мразей, тиранов и вот таких мелких паразитов. Он сознательно отвергал материальные блага мира, ради того, чтобы новая человеческая цивилизация была полна добра и взаимопонимания, чтобы больше не было войн, грабежей и слез. Достоевский говорил о слезе ребёнка. Так вот! Иваницкий должен пролить реки крови для того чтобы не плакали дети. Мирную жизнь нужно завоевать, а добро должно уметь себя защитить от зла, причём делать это в превентивном порядке.

— Скажешь, что сам чистенький и на тебе кровавого пятнышка нет?

Как следователь не сдерживался, но все равно его прорвало:

— Есть на мне кровь. Очень много крови. Только я не ищу для себя оправданий. Я понимаю, что делаю, и готов за это ответить. Я не лицемерю и себя не обманываю. Я есть, какой есть. Убиваю — значит убийца. Граблю — значит грабитель.

— Так ты что хочешь сказать? Что мы с тем же Морганом или Кабаном одним миром мазаны? — Георгич упёрся в Иванцикого злым взглядом. — Да я с шестнадцати лет на этом заводе работал! Учеником слесаря начинал. Работал по две смены да еще образование без отрыва от производства получал. Ты что это думаешь? Что я до главного механика завода дослужился за красивые глаза или потому, что всяким начальникам задницы языком подмахивал? Шалишь, брат! У меня грамот и писем благодарственных столько, что стены в квартире можно обклеить вместо обоев.

— Вот опять ты себе оправдания придумываешь! А не получится у тебя отмыться. Вспомни каждого убитого и ограбленного. Вы мало горя причинили? Ты ещё скажи, что всей своей жизнью право на убийства и грабежи заслужил!

Георгич насуплено молчал. Иваницкий понял, что обидел мужика. Тем временем они зашли в трехэтажное здание.