Живым приказано сражаться

Неизвестно, что там выудит в лесу Крамарчук, но что искали они дот не зря — это уже ясно. Сержант пытался убедить Громова, что нужно идти к ближайшему селу, попроситься в крайнюю хату или переночевать где-нибудь в сарае. Его тянуло поближе к селу, к жилью, но Громов понимал, что появляться сейчас у любого села без оружия равносильно самоубийству.

— Ты ничего не говоришь, Андрей. Но мне нужно знать. Что теперь будет со мной? Что я должна делать?

— Я думал об этом, Мария, думал. Пока переночуем здесь. Из какого ты села? Извини, забыл.

— Родом? Из Гайдамаковки. Но это далеко отсюда, километров за пятьдесят. А работать пришлось в Брацлавке.

— Значит, ни в одной, ни в другой деревне показываться тебе пока не стоит. Где-нибудь вблизи у тебя есть родственники? Или подруга, знакомая? Возможно, вспомнишь кого-нибудь из лечившихся в вашей больнице.

— То есть ты не хочешь, чтобы я оставалась с вами?

— Тебе нельзя оставаться с нами, Мария. Твоя мобилизация кончилась. Части нет, армия отступила. Ты свой долг выполнила. Все, что будет происходить дальше, это уже не для твоей девичьей судьбы. Тут пошли сугубо мужские «развлечения»: лесные лагеря, засады, облавы…

Облюбованное когда-то майором местечко между валунами посреди ельника осталось нетронутым. Еловые лапы, высохшая трава, обкуренная дымом костров шинель… И ни одной воронки рядом, ни одного следа пуль на камнях. Неужели те, кто прочесывал лес и хоронил убитых, даже не обнаружили этого убежища? Впрочем, на что здесь обращать внимание?

— Нет у меня здесь никого, Андрей, — сказала Мария, когда они оказались у этих валунов.

— Это неправда. Ты работала в этих местах два года. Или я что-то не так понял из твоих рассказов? И не может быть, чтобы ни в одном из сел у тебя не оказалось знакомых.

— Если немцы узнают, что я была медсестрой в доте, они растерзают меня…

— Это понятно. Поэтому я и не хочу, чтобы ты оставалась в городе или в пригородах. Там, за лесом, есть какое-нибудь село?

— Гродничное. Но в этом селе у меня тоже никого нет.

— За ночь должны появиться. Не в Гродничном, так в соседнем, — жестко посоветовал Громов. — А на рассвете я провожу тебя. Постарайся прижиться в селе. Подружиться с хозяевами, соседями. Скажем, что больницу ты оставила вместе с фронтом. Но сейчас вернулась, ищешь работу. Словом, что-нибудь придумаем.

Где-то в глубине леса вдруг разгорелась стрельба. Трехлинеек было немного, три-четыре ствола, и выстрелы их становились все реже и реже. Зато трескотня шмайсеров нарастала.

— Подожди здесь, — сказал Андрей, хватаясь за автомат. — Я сейчас. Видно, немцы прочесывали лес и обнаружили окруженцев.

Он пробился через густой ельник, проскочил довольно большую поляну, но за первыми же кустами наткнулся на Крамарчука.

— Что за стрельба, сержант?

— Километра за два отсюда. Похоже, что наши отходят в глубь леса. Мы им уже ничем не поможем. — В руках у него Громов увидел кавалерийский карабин. Карманы оттопыривались от лимонок. На поясе висел немецкий штык-тесак.

По инерции они еще метров на двести углубились в лес, но стрельба неожиданно затихла. Последнюю точку в этой лесной трагедии, наверно, поставил взрыв гранаты, который они услышали. Очевидно, немецкой.

— Хороший карабин, но всего два патрона, — первым повернул назад Крамарчук. Говорить о том, что произошло в лесу, им сейчас не хотелось. — Правда, разжился на две лимонки.

— Съестного ничего?

Крамарчук молча повертел головой.

— Зато я раздобыл две банки консервов. Последний гостинец майора Шелуденко.

Мария уже спешила им навстречу, и Громов подумал, что она то ли боится оставаться одна, то ли опасается, что они просто-напросто решили оставить ее, чтобы окончательно избавиться, как от обузы.

— Теперь-то ты все поняла, медсестра? — строго спросил Громов, кивая в сторону леса. — И еще неизвестно, что здесь будет завтра. С нами. Похоже, что фашисты окружили этот лес постами, да еще и время от времени прочесывают его. Впрочем, по науке так и должны…

— По какой науке? По науке войны, что ли? — растерянно переспросила Мария.

— Да, по ней. Наверное, самой древней из всех существующих в нашем цивилизованном обществе. Не знаю только, стоит ли этим гордиться? Вот так вот, медсестра…

— Ты можешь хоть раз назвать меня по имени? — вдруг вспылила Мария, нервно забрасывая за спину распущенные волосы, в которых, уже кое-где серела пока еще едва заметная седина.

— Так вот, медсестра, — продолжал Андрей, — чтобы уже закончить наш разговор… Со временем мы разыщем тебя. Нам нужна будет крыша, нужны продукты, медикаменты… Важно будет знать, что происходит в вашем и в соседних селах. А еще ты постараешься вернуться в больницу. То ли в ту, в которой работала, то ли в другую. Все остальное я объясню тебе потом. Крамарчук, сейчас мы перекусим, и нужно основательно почистить пулемет. Он нам будет очень кстати.

— Странно, — почти прошептала Мария.

— Что? — насторожился Громов. — Что странно?

— Там, в доте, все как-то было по-иному. И проще, и человечнее.