Жизнь Аполлония Тианского

35. Побеседовав таким образом, улеглись они спать, а едва занялся день, царь первым зашел в опочивальню, где разместился Аполлоний с товарищами, и, нащупав кровать, на которой лежал Аполлоний, окликнул его и спросил, о чем он задумался, добавив: «Ведь не можешь ты спать, ежели пил лишь воду, презирая вино». — «А по-твоему пьющие воду не спят?» — возразил Аполлоний. — «Спят, но сон их легок и, так сказать, смежает лишь ресницы, а не разум». — «Напротив, он смежает и то и другое, — отвечал Аполлоний, — а, возможно, разум даже более, ибо пока разум не нашел успокоения, то и очам не знать сна. Безумцы не способны уснуть именно из-за возбуждения рассудка, ибо мысли их мечутся взад-вперед — потому и взор у них яростный и свирепый, словно у вечнобдящих змеев. Стало быть, государь, чтобы обстоятельно изъяснить необходимость сна и значение его для людей, надобно нам разобраться, почему трезвенник нуждается в сне менее, чем пьяница». — «Не мудрствуй лукаво, — промолвил царь, — право, ежели примешься ты толковать о пьяницах, то обнаружится, что они и вовсе не спят, ибо помраченный разум наполняет их смятением и тревогой: заметь, что всякий, кто попробует уснуть, захмелев, непременно свалится с крыши, а потом еще и докатится до подвала и свалится туда[75], как, говорят, случилось с Иксионом. Но я-то имел в виду не пьяницу, а лишь человека, хоть и выпившего вина, но оставшегося трезвым, — а такому спиться куда лучше, чем совершенному трезвеннику».

и каково вышло прение у Фраота с Аполлонием о трезвости и о прозорливости (36—38)

36. Тут Аполлоний окликнул Дамида: «Мой собеседник превосходен и весьма изощрен в словопрении!» — «Я уже заметил, — отвечал Дамид, — что это, так сказать, „встреча с чернозадым“[76]». Меня очень убеждают высказанные им доводы, — а потому пора тебе пробудиться и расправиться с ним». Приподняв голову, Аполлоний обратился к царю: «Ну что ж, я изъясню на основании твоих собственных слов, насколько слаще спится нам, пьющим воду. Ты ясно сказал, что у пьяниц рассудок помрачен, а сами они подобны безумцам, ибо случается нам наблюдать, как, захмелев, воображают они, будто видят две луны или два солнца. Однако выпившие поменьше порой остаются совсем трезвы, ничего такого им не чудится, и полны они благожелательности и веселья, кои охватывают их зачастую безо всякого житейского повода — эти люди упражняются в приговорах, хотя в суде и рта не открывали, или говорят о своем богатстве, хотя за душой у них ни гроша. А все перечисленное, государь, есть именно умопомешательство, ибо хмельное веселье расшатывает рассудок, так что я сам знаю многих, столь твердо уверенных в своем процветании, что они уже и почивать спокойно не в силах, а мечутся они во сне, ибо, как говорится: «большое богатство — большие хлопоты». Людьми изобретены снотворные зелья: испивши их или умастившись ими, человек сваливается и засыпает, как убитый, но, пробудившись от такого сна, пребывает в изумлении и не может понять, на каком он свете. Подобные зелья не столько напояют душу и тело, сколько высасывают из них последние соки, ибо навевают не настоящий и здоровый сон, но лишь погружают в полумертвое забытье или в беспокойную дрему, полную видений. Это касается даже и добросовестно изготовленных лекарств, и тут ты сразу со мной согласишься, если только не склонен к пустому препирательству более, нежели к выяснению истины. Между тем трезвенники вроде меня наблюдают сущее таким, каково оно есть, не расписывая и не воображая того, чего не существует; никогда не проявят они безрассудства или скудоумия, не станут дурачиться или попусту веселиться, но всегда они в здравом уме и исполнены рассудительности, будь то в сумерки или в рыночные часы, и не клюют они носом, даже когда бодрствуют в трудах до глубокой ночи. Сон не погоняет их, словно хозяин, гнущий под ярмо шеи тех, кто поработился вину, но пребывают они вольными и с поднятой головой, а ложась почивать, приемлют сон незамутненною душой, не лепеча глупостей о своем благоденствии и никого не виня в своих неудачах, ибо и к тому и к другому трезвая и неподвластная страстям душа одинаково готова — потому-то, беспечальная, почиет она сладким и спокойным сном.