15. Когда Аполлоний и спутники его собрались обедать, Нил принес им овощи, хлеб и сушеные плоды — кое-что он сам, а кое-что и прочие египтяне, — учтиво промолвив: «Мудрецы посылают эти гостинцы вам, а также мне, ибо я буду трапезовать вместе с вами, не то, чтобы без приглашения, но — как они выразились — сам себя пригласивши». «Милый юноша, — отвечал Аполлоний, — ты сам и нрав твой — приятнейший из гостинцев, ибо приверженность твоя индусам и Пифагору свидетельствуют о неподдельности любомудрия твоего. Займи место — прошу! и кушай на здоровье». «Вот я, — сказал Нил, — да только не хватит у тебя еды, чтобы мне насытиться». — «Неужто ты обжора и сладкоежка?» — «Еще какой обжора! Хотя прежнее твое угощение было столь обильно и столь роскошно, я все-таки не наелся досыта и почти сразу воротился, чтобы еще поесть. Можно ли назвать меня иначе, как ненасытным и прожорливым чревоугодником?» — «Я напитаю тебя досыта, — сказал Аполлоний, — а что до предметов беседы, то одни выберешь ты, а другие я сам».
16. После обеда Нил сказал: «До сего времени я был наг, держась с Нагими в едином строю, словно лучник с лучниками или пращник с пращниками, но ныне вздену я тяжелый доспех, и твой щит снарядит меня». — «Однако же, египтянин, — возразил Аполлоний, — будет тебе, пожалуй, предъявлен от Феспесиона и товарищей его иск, ибо переметнулся ты к нам без долгих сомнений, а, стало быть, предпочел наш обычай не таким способом, каким положено избирать жизненный путь». — «Я так мыслю, что выберешь — виноват, не выберешь — опять же виноват, — отвечал Нил, — но остальных потом осудят еще строже, потому что они старше и умнее, а я успел выбрать раньше — вот сейчас! Так что к ним иск будет справедливее, ибо, при всех своих предо мною преимуществах, не сумели они толком разобраться, куда лучше поворотить». — «Знатно сказано, мой мальчик! — промолвил Аполлоний. — Однако смотри: ни мудрость, ни старость не пригодились им не только для верного выбора, но и для пристойного отказа, а ты в речах смелее и потому кажешься скорее предводителем их, нежели последователем».
На эти слова египтянин отвечал нижеследующим возражением: «Молодому человеку положено слушаться старших — я и слушался, не сомневаясь, что упомянутым мужам ведома мудрость, коей никто более не постиг. А еще был я всецело им предан вот по какой причине. Некогда отец мой отправился по делам своим в Ерифрейское море — он начальствовал над кораблем, посылаемым египтянами в Индию — и там познакомился с прибрежными индусами и воротился с рассказом о тамошних мудрецах, весьма сходным с твоими рассказами. Слушая батюшку, я узнал, что индусы мудрее всех людей на свете и что эфиопы хоть и ушли из Индии, но мудрость индийскую унаследовали и приверженность к отечественным обычаям сохранили. Поэтому, едва достигнув юности, я отдал наследственное свое имение тем, кто на него зарился, а сам поспешил сделаться нагим среди Нагих, дабы постигнуть индийскую или родственную индийской науку. Нагие показались мне мудрыми, хотя и не на индийский лад, но когда спросил я их, почему отказались они от индийских заветов, они принялись бранить индусов примерно теми же словами, какими и перед тобою давеча бранились, а меня, совсем еще, как видишь, молодого, приняли в свое общество — по-моему, они боялись, что я от них сбегу и подобно батюшке пущусь в Красное море. Честное слово, я бы непременно так и поступил и дошел бы до самой твердыни мудрецов — но тут некий бог послал тебя мне на помощь, и теперь изведаю я индийской премудрости без плаванья в Красное море и без скитаний среди прибрежных туземцев. Не сегодня совершил я свой выбор, нет! я выбрал себе жизнь давным-давно, однако не мог сделать, как решил, — но неужто надобно дивиться, когда заплутавший охотник наконец-то снова берет след? А ежели я попробую увлечь за собою и остальных и обратить их в свою веру, скажи: неужто покажусь я наглым хвастуном? Не следует пренебрегать юностью — и юноша подчас рассудит лучше старца, да притом, советуя другим принять мудрость, мною уже избранную, я по крайней мере избегну обвинения, будто всех-де уговариваю, а сам-то не верю! Если кто-либо, присвоив ниспосланное Случаем Благо, пользуется им в одиночку, то ругается он над Благом, ибо отнимает сладость его у многих!»
17. Когда Нил закончил эту свою речь, — а была она ребячливой, — Аполлоний промолвил: «Ты столь привержен к моей науке, что не обсудить ли нам прежде, какая будет мне за нее плата?» — «Пожалуйста, проси чего хочешь!» — воскликнул Нил. «Я прошу тебя держаться избранного решения, но не докучать Нагим неубедительными для них советами». — «Ладно, я согласен уплатить». Вот таков был между ними разговор, а под конец Нил спросил, долго ли еще останется Аполлоний у Нагих. «Пробуду столько, сколько заслуживает их мудрость, — отвечал тот, — а после мы собираемся пойти к Порогам ради нильских родников, ибо приятно не только глянуть на истоки реки, но и услыхать голос водопада».