Жизнь Аполлония Тианского

20. Тут Феспесион, желая переменить предмет беседы, спросил Аполлония о лаконских плетях — правда ли, что спартанцев секут принародно? «Еще как секут, Феспесион! — отвечал Аполлоний, — а особенно — именитых и почтенных»[264]. — «Тогда что же делают они с негодными рабами?» — «В старину по Ликургову дозволению их убивали, а теперь тоже секут». — «И какого же мнения о таких делах держатся в Элладе?» — «Такого, что все отовсюду сбегаются ради этого зрелища — оно увлекает и радует не меньше, чем Гиакинфии или Гимнопедии». — «Неужто достойным эллинам не стыдно глядеть, как секут всех их будущих начальников? Неужто не зазорно им слушаться начальников, коих принародно высекли? А ты-то, говорят, позаботился и о спартанцах — почему же ты обошел исправлениями своими такое непотребство?» — «Я советовал им исправить все, что возможно исправить, а они усердно исправляли. Поистине, спартанцы вольнее и благороднее всех эллинов и поэтому согласны внимать лишь доброму советчику, а обряд бичевания совершается в угожденье Артемиде Скифской и, как говорят, установлен вещими предначертаниями, ну, а перечить богам, по-моему, — сущее безрассудство». — «Не слишком мудрыми выходят по словам твоим, Аполлоний, эллинские боги, ежели велят они плеткой упражнять благородство!» — «Не плеткой, но людскою кровью, коей кропят алтарь: у скифов людей убивали, однако просвещенные лакедемоняне заменили столь жестокую жертву состязанием в стойкости — это не смертельно, а первины крови богине по-прежнему достаются». — «Тогда почему вы не приносите в жертву Артемиде чужеземцев? У скифов был и такой обычай!» — «Потому что никакой эллин не станет в точности подражать дикарским нравам». — «Твои лакедемоняне проявили бы больше человеколюбия, заклав на алтаре двух-трех чужестранцев, но не изгоняя их поголовно». — «Давай не будем ругать Ликурга, Феспесион, — надобно и его понять! Он воспретил чужестранцам селиться в Спарте не потому, что был нелюдимым бирюком, но для сохранности спартанских правил и ограждения их от сторонней порчи»[265]. — «Ну, а я согласился бы, пожалуй, почитать спартанцев такими, какими хотят они казаться, когда бы они жили рядом с чужестранцами и все же не отступились бы от отеческого обычая — вот тут-то и стало бы очевидно, что остаются они тверды в добродетели даже и при гостях. Однако они, хоть и гонят чужестранцев, а правила свои нарушают и живут точь-в-точь как те самые эллины, от коих они всегда воротили нос! Взять к примеру их морские дела или закон о налогообложении, или повод для войны с афинянами[266] — все по афинскому образцу, не сказать больше! Да и военная победа над афинянами досталась им не прежде, чем их самих победили афинские нравы. А почитать таврических и скифских богов — это разве не означает приятия чуждых обычаев? Хотя бы совершилось такое и по божьему слову, но плети-то тут зачем? Неужто для умножения рабской стойкости? По-моему, было бы куда согласнее с лаконскими заветами заклать на алтаре юного добровольца и так явить бесстрашие перед лицом смерти, — вот это лучше обнаружило бы спартанскую твердость и отвратило бы эллинов от соперничества со спартанцами. Ну, а ежели надобно им приберечь молодцов своих для войны, то и для такого случая имеется скифский закон об умерщвлении всех, кто старее шестидесяти лет, — этот закон подошел бы спартанцам даже лучше, чем скифам, когда бы искренне, а не ради пустого бахвальства славили они смерть. Не спартанцам перечу я, Аполлоний, но тебе: поистине, ежели станем мы язвить древние обычаи, по ветхости своей нам уже не понятные, да еще примемся позорить богов, коим в угождение обычаи сии установлены, то от подобных мудрствований произойдут в изобилии одни лишь нелепости! Тогда возьмемся кстати и за Елевсинские мистерии — почему они такие, а не сякие, давай придираться к Самофракийским таинствам — почему свершаются они вот таким способом, а не вот этаким, давай прицепимся к Дионисиям[267] и к плодородному члену, и к Килленским истуканам — только бы успеть все охаять! Обратимся-ка лучше к любому другому предмету и будем уважать Пифагоров завет, согласный и с нашими правилами: обо всем промолчать не можем, так хоть об этом помолчим». — «Если бы ты, Феспесион, был прилежен и любознателен, — возразил Аполлоний, — то открылись бы тебе премногие доблести Лакедемона, а также истинные преимущества спартанских правил сравнительно с прочими эллинскими обычаями. Однако тебе подобные беседы противны до того, что находишь ты неприличным даже говорить о таких вещах! Ладно, потолкуем о другом предмете, в важности коего я убежден, ибо я намерен расспросить тебя о праведности».

и как примирились они, заведя беседу о праведности истинной и мнимой (21) , так что простились по-хорошему (22—23)