Здесь примечательно то, что Бунин говорит о «своем», собственном, пусть и вынужденном, невольном «деспотизме», о привилегиях, которыми он пользовался лично и благодаря которым бывал обижен простой человек. О том же, как несправедлива была та Россия, как жестоко унижен, темей и несчастен народ, – просто вопиет бунинское творчество. Тут доказательств и примеров не нужно. Вспомним его прозу, начиная с рассказа «Танька» (героиня его – бедная деревенская девочка, которая могла стать впоследствии горничной у «господ» Буниных), и последующие – стихи «Пустошь», «Деревню», «Веселый двор», «Суходол», «Захара Воробьева» и т. д.
Но это было
Бунин собирает деньги на отъезд – продает с этой целью книги, добивается визы через Фриче, которого знал до революции и который теперь занимает высокий пост. Ехать решено через Оршу, куда уходят эшелоны с немцами: идет обмен пленными.
Он волнуется оттого, что оставляет старшего брата, человека мало приспособленного к трудностям, теряющегося, даже беспомощного. «Мы звали с собой ехать Юлия Алексеевича, – вспоминала Вера Николаевна, – но он решил ждать выздоровления Н. Ал. П‹ушешникова› (любимый племянник Бунина, оставивший о нем воспоминания. –
23 мая 1918 года Бунины приехали на Савеловский вокзал. Провожал их один Юлий, простившись в слезах. Бунины навсегда покинули Москву.
Орша в те поры была уже «немецкой» территорией, заграницей. Здесь Бунин «плакал», «оставив за собой развалины России». В Минске пришлось перетаскивать вещи на другой поезд. Первая встреча с беженкой: это Вера Инбер, которая едет из Москвы в Одессу.
На поезде добрались до Гомеля, где пересели на пароход. Киев представлялся Буниным чуть ли не землей обетованной. Он и был главным «перевалочным пунктом» на пути русских эмигрантов на юг, сверху вниз, по великой карте бывшей Российской империи.
Но и здесь ощущалось дыхание Гражданской войны, пусть отдельными страшными приметами, для Бунина – удручающими. Сохранилась только одна его запись этой поры:
«Лето, восемнадцатый год, Киев.
Жаркий летний день на Днепре. На песчаных полях против Подола черно от купающихся. Их все перевозят туда бойкие катерки. Крупные белые облака, блеск воды, немолчный визг, смех, крик женщин – бросаются в воду, бьют ногами, заголяясь в разноцветных рубашках, намокших и вздувающихся пузырями. Искупавшиеся жгут на песке у воды костры, едят привезенную с собой в сальной бумаге колбасу, ветчину. А дальше, у одной из этих мелей, тихо покачивается в воде, среди гнилой травы, раздувшийся труп в черном костюме. Туловище полулежит навзничь на берегу, нижняя часть тела, уходящая в воду, все качается – и все шевелится равномерно выплывающий и спадающий вялый бурак в расстегнутых штанах. И закусывающие женщины резко, с хохотом вскрикивают, глядя на него».
Люди, как и полагается, веселы и рады – теплу, солнцу, лету, днепровской ласковой воде, купанию, кострам, импровизированным обедам. Что им какой-то труп! Лишь женщины со звериным, животным любопытством поглядывают на «вялый белый бурак». А Бунин, чувствуется, весь сжимается, видя этот труп, то ли принесенный течением сверху, то ли просто скинутый ночью лихими людьми в Днепр. Может ли быть
Путь Буниных лежал в Одессу.
Очень многое связывало Бунина с Одессой.
Он любил этот южный, многоязычный город: русские, украинцы, евреи, греки, молдаване – настоящее капище, его огромный порт, пароходы, бакланы, с резким криком ныряющие за рыбой, бульвары, памятники Екатерине Великой и Дюку Ришелье, роскошное здание оперы – и воспел его в многочисленных стихах.
Отсюда в давнем уже 1907 году он ехал с Верой Николаевной в свадебное путешествие по Святой Земле, отсюда же отправлялся в далекие странствия, в Индию, на Цейлон. Здесь он познакомился с Куприным. Здесь жили его друзья – Буковецкий, Федоров, Нилус, которых он именовал просто: Евгений, Митрофаныч, Петр – и с которыми съел, что называется, пуд соли. Он и хочет теперь поселиться вместе с ним в это смутное, переменчивое время.