Жизнь Бунина. Лишь слову жизнь дана…

Но талант талантом, а верность и преданность выше «литературы». По крайней мере, Бунин верит каждому слову, каждой алдановской оценке, в том числе и отзыву о «Темных аллеях». Правда, Бунину Алданов пишет не совсем так (или совсем не так), как Гребенщикову. «Снова повторяю, что Ваши рассказы я получил и страшно Вам благодарен, – сообщает он Бунину 2 августа 1941 года. – Они чудесны, от многих я в полном восторге». И лишь затем позволяет себе осторожно предупредить: «Но смелый Вы человек, дорогой Иван Алексеевич! Ведь ругать Вас за вольность некоторых сцен будет всякий, кому не лень: будут говорить «порнография», лавры автора «Леди Чэттерлей»…» и т. д.

Но этого, лавров английского писателя Лоуренса, провозгласившего тезис о роковой непримиримости полов (роман которого «Леди Чаттерлей» даже «судили» общественным судом на предмет его безнравственности), Бунин не страшится.

Как же видится сегодня книга «Темные аллеи», последняя цельная книга художественных произведений Бунина?

4

Цикл рассказов, составивших книгу «Темные аллеи» (напечатанный первоначально в Нью-Йорке в количестве 600 экземпляров) и вышедший в окончательном, полном виде в 1946 году в Париже, явился центральным событием бунинского творчества последних лет. Это единственная в своем роде книга в русской литературе, где все – о любви. Тридцать восемь новелл этого сборника дают великое разнообразие незабываемых женских типов – Руся, Антигона, Таня, Галя Ганская, Поля («Мадрид»), героиня «Чистого понедельника»… Вблизи этого соцветия мужские характеры куда невыразительнее; они менее разработаны, подчас лишь намечены и, как правило, статичны. Они характеризуются скорее косвенно, отраженно – в связи с физическим и психическим обликом женщины, которую любят и которая занимает в рассказах самодовлеющее место. Даже тогда, когда «действует» только «он», например, влюбленный офицер, застреливший вздорную красивую бабенку («Пароход «Саратов»), все равно в памяти остается «она» – «длинная, волнистая» и ее «голое колено в разрезе капота».

«Всякая любовь – великое счастье, даже если она не разделена» – эти слова из книги «Темные аллеи» могли бы повторить все «герои-любовники» у Бунина. При огромном разнообразии индивидуальностей, социального положения и т. п. – они живут в ожидании любви, ищут ее и чаще всего, опаленные ею, гибнут. Такая концепция сформировалась в творчестве Бунина еще в предреволюционное десятилетие. Любовь-страсть приводит человека на опасную черту, независимо от того, кто перед нами – элегантный в белоснежном костюме и накрахмаленном белье капитан из «Снов Чанга», легко цитирующий индусских мудрецов, или корявый мужичонка Игнат, не имеющий даже добрых сапог; «редкий умница» помещик Хвощинский или девятнадцатилетний Эмиль Дю-Бюи, игравший в декадентство и сам ставший жертвой вызванных им неведомых сил.

В нашей отечественной литературе до Бунина, пожалуй, не было писателя, в творчестве которого мотивы любви, страсти, чувства – во всех его оттенках и переходах – играли бы столь значительную роль. Занятая разрешением философско-нравственных проблем, русская литература как бы стыдилась долгое время уделять исключительное внимание любви или даже (как это было у позднего Толстого) вообще отвергала ее как недостойный «соблазн».

Бунин не знает, кажется, себе равных в этой таинственной области. Причем любовь ровная, тихое горение, безбурное счастье, равно как и драма рассредоточенная, растворенная в обыденности (пример – «Дама с собачкой») – все это высокомерно отвергается героями и автором. Любовь – «легкое дыхание», посетившее сей мир и готовое в любой миг исчезнуть, – она является лишь «в минуты роковые». Писатель отказывает ей в способности длиться – в семье, в браке, в буднях. Короткая, ослепительная вспышка, до дна озаряющая души влюбленных, приводит их к критической грани, за которой – гибель, самоубийство, небытие:

Союз их кровный, не случайный,
И только в роковые дни
Своей неразрешимой тайной
Обворожают нас они.
И кто в избытке ощущений,
Когда кипит и стынет кровь,
Не ведал ваших искушений –
Самоубийство и Любовь!

(Ф.И. Тютчев. «Близнецы»)

Как и у Тютчева, позднему Бунину близость любви и смерти, их сопряженность представлялась частным проявлением общей катастрофичности бытия, непрочности самого существования. Все эти издавна близкие ему темы (вспомним еще раз «Всходы новые», «Чашу жизни», «Легкое дыхание» и т. п.) наполнились новым, грозным содержанием.

Жизнь в эмиграции почти не отразилась в бунинских произведениях, между тем приток свежих впечатлений о русской действительности прекратился вовсе. Одному из своих адресатов Бунин сделал однажды в письме интересное признание: