Жизнь двенадцати цезарей

Затем Нерон посетил все игры[384], — он приказал дать в один год и такие, которые бывают совершенно в другое время, а некоторые даже возобновил, в Олимпии же, сверх обыкновения, устроил музыкальные состязания. Чтобы ничто не могло отвлечь или удержать Нерона от его занятий, он в ответ отпущеннику Гелию, напоминавшему ему, что положение дел в столице требует его присутствия, написал следующее: «Хотя в настоящее время ты советуешь мне скорее вернуться и желаешь этого, все же ты должен советовать и желать мне скорей такого возвращения, которое было бы достойно Нерона».

Когда он пел, никому не позволялось выходить из театра, даже по важному делу. Благодаря этому, говорят, несколько женщин разрешилось от бремени во время спектакля, а многие, уставшие слушать Нерона и восторгаться им, тайком соскакивали с городской стены — городские ворота запирались — или притворялись умершими, и их выносили![385]

Между тем трудно поверить, с каким страхом и дрожью выступал он на сцене, как он ревновал соперников, как боялся судей! В глаза он относился внимательно к своим соперникам, как будто они были совершенно равны ему по положению, старался расположить их к себе, а за глаза — ругал, иногда оскорблял словами при встрече, если же они были талантливее его, старался обыкновенно подкупить их. Что касается судей, он, прежде чем начать игру, говорил, обращаясь к ним с глубоким почтением, что сделал все, что следовало сделать, но что успех в руках судьбы, и как люди со вкусом и образованные, они не должны обращать внимания на случайности… Судьи советовали ему не робеть, и он с более спокойной душой отходил от них, но и в таких случаях не переставал волноваться. Молчание и сдержанность некоторых из них он считал суровой критикой и недоброжелательством и называл их подозрительными в его глазах людьми.

При самом состязании он чрезвычайно строго соблюдал театральные правила — никогда не позволял себе плевать и даже пот вытирал рукой.

В то время как однажды он исполнял роль в трагедии, у него упал царский жезл. Он тотчас поднял его, но страшно испугался, что его могут за это исключить из состязания, и успокоился тогда только, когда один из актеров поклялся ему, что случай с ним прошел незамеченным, среди восторгов и радостных криков толпы.

Победителем он провозглашал себя сам, для чего везде устраивал состязания глашатаев. Дабы уничтожить всякую память о других победителях на священных играх, он приказал все их статуи и бюсты сбросить с пьедесталов и стащить крючьями в отхожие места.

Он несколько раз выступал и в роли кучера, а в Олимпии даже правил колесницей в десять лошадей, хотя в одном из своих стихотворений упрекал за это самое царя Митридата[386]. Здесь его выбили из колесницы, но снова поставили на место, однако ж он не мог продолжать скачек и прекратил их раньше времени, тем не менее получив приз. Уезжая затем, он дал самоуправление всей провинции

[387] и, кроме того, пожаловал судей правами римского гражданства и крупной денежной суммой. Об этих наградах он лично объявил на стадии, в день истмийских игр.

Вернувшись из Греции, он, по обычаю победителей, въехал на белых лошадях через разобранную часть городской стены в Неаполь, где в первый раз выступил артистом. Таким же образом он вступил в Анций, затем в Албан[388] и, наконец, в Рим.

В Рим он въехал в той же колеснице, в которой въезжал раньше триумфатор — Август. На Нероне была пурпуровая одежда и усеянный золотыми звездами греческий плащ, на голове — олимпийский, в правой руке — пифийский венки. Впереди торжественно везли другие венки, с надписями, где, над кем, каким номером программы или в какой пьесе Нерон получил приз. За колесницей шли, в виде свиты триумфатора, клакеры, кричавшие, что они принадлежат императору и заменяют солдат в его триумфе. Затем Нерон, через разобранную арку Большого цирка, Велабр и форум направился к дворцу и храму Аполлона.

Во время процессии везде в честь императора приносили жертвы, улицы все время поливали настойкой шафрана, выпускали певчих птиц и кидали ленты и сласти. Священные венки Нерон приказал расставить в спальне, вокруг своей кровати, так же как и свои статуи, в платье игрока на кифаре. Были даже отчеканены монеты, представляющие его в этом костюме.

Но и после этого он не охладел к своему любимому занятию, не прекратил его, напротив, ради сбережения голоса сносился с солдатами исключительно письменно, а если присутствовал лично, то говорил через третье лицо. Занимался ли он серьезными делами или развлекался, с ним рядом стоял учитель пения, который напоминал ему, чтобы он пожалел свое горло, и обтирал пот с его лица. Многих Нерон объявил своими друзьями или врагами, основываясь на том, много или мало они хвалили его.