Жизнь двенадцати цезарей

Прежде всего, он сделал распоряжение, чтобы из имущества, остававшегося после умерших отпущенников, ему выдавалось пять шестых[398], если умершие, без уважительной причины, носили имена семей, с которыми император состоял в родстве. Далее, имущества лиц, оказавшихся неблагодарными в отношении императора в своем завещании, переходили в казну, причем юристы, писавшие или составлявшие духовные, не оставались безнаказанными. Наконец, все дела и слова рассматривались как оскорбление величества, если только на них являлся доносчик. Нерон потребовал назад награды, которые дал городам, наградившим когда-либо его венками за победы на состязаниях. Запретив носить платье фиолетового и пурпурового цвета, он подослал кого-то на рынок и велел ему продать несколько унций этих красок, а затем опечатал все лавки. Говорят даже, что, заметив в театре, во время своего концерта, одну женщину хорошей фамилии, одетую в платье пурпурового цвета, он указал на нее своим прокураторам. Ее выволокли, и Нерон отнял у нее не только платье, но и состояние. Назначая кого-либо на должность, он каждый раз прибавлял: «Ты знаешь, чего у меня нет!» и «Постараемся, чтобы ни у кого ничего не было!». Наконец, он взял из многих храмов их вклады и перелил золотые и серебряные статуи богов, в том числе пенатов. Их потом снова отлил Гальба

[399].

Убивать родственников и убивать вообще он начал с Клавдия. Впрочем, он не был виновником его убийства, но принимал в нем участие, и не скрывал этого. Например, он любил, употребляя греческую пословицу, хвалить, как пищу богов, белые грибы, которыми отравили Клавдия. Конечно, он всячески издевался над покойным на деле и на словах и то обвинял его в глупости, то в кровожадности. Он шутил, что тот перестал «медлить» на этом свете, причем первый слог этого слова произносил, как долгий[400]

. Он объявил недействительным целый ряд решений и определений Клавдия, как принадлежащих человеку, граничившему в своей глупости с сумасшествием. Наконец, он не позаботился огородить, как следует, место, где было сожжено тело Клавдия, а обнес его низенькой плохой решеткой[401].

Британика он отравил как из зависти к его голосу, который был приятнее, чем у Нерона, так из боязни, что рано или поздно он будет играть в государстве выдающуюся роль благодаря доброй памяти о его отце. Нерон достал яду от известной отравительницы Лукусты; но яд действовал слишком медленно и только расстроил желудок Британику. Тогда Нерон призвал к себе Лукусту и стал бить своей рукой, обвиняя ее, что вместо яду она дала лекарство. Она отвечала в оправдание, что дала меньшую дозу, желая скрыть преступление. «Конечно, я боюсь Юлиева закона!»[402] — сказал Нерон и заставил ее при себе, в спальне, сварить самый сильный и быстродействующий яд. Затем он сделал опыт с ним над козлом. Козел не мог издохнуть пять часов, и Нерон приказал несколько раз прокипятить яд, который дал затем поросенку. Последний тотчас околел. Нерон распорядился принести яд в столовую и дать обедавшему вместе с ним Британику. Едва сделав глоток, Британик упал мертвым. Нерон солгал гостям, будто несчастный умер от часто случавшихся с ним припадков падучей, и на следующий день быстро похоронил его, в проливной дождь, без всякой торжественности[403]

. Лукусте он объявил прощение за ее прежние преступления, подарил большие поместья[404] и, кроме того, дал учеников[405].

В отношении своей матери, которая строго следила за его поступками и словами и критиковала их, он ограничился сначала тем, что хотел внушить общую ненависть к ней, распуская слух о своем намерении отречься от престола и уехать в Родос. Затем, однако, он лишил ее всех почестей и власти, отнял у ней почетный караул из римских солдат и германцев, а потом выгнал и из ее покоев во дворце[406]. Мало того, он бессовестно оскорблял ее всевозможным образом, например, подсылал лиц, которые, в то время как она оставалась в Риме, мучили ее процессами, когда же она жила за городом, не давали ей отдыха своею бранью и шутками, проезжая мимо ее местонахождения сухим путем или морем.