Жизнь двенадцати цезарей

Богатство и деньги он считал полезными потому только, что их можно было мотать. В его глазах люди, умевшие жить разумно, были презренными скрягами, а моты и расточители прекрасными и во всех отношениях настоящими людьми. Он хвалил своего дядю Гая и удивлялся ему больше всего за то, что он сумел в короткое время спустить огромные суммы, оставленные Тиберием! Вот почему Нерон не знал меры ни в отношении щедрости, ни в отношении расточительности. Трудно поверить, что он выдавал ежедневно на содержание Тиридата восемьсот тысяч нуммов, а на дорогу подарил ему более ста миллионов сестерциев. Кифареду Менекрату и мирмилону Спикулу[393] он подарил имения и дома прежних триумфаторов. Ростовщика Церкопитека Панерота, богача, имевшего недвижимую собственность в столице и за городом, похоронил чуть не по-царски. Он не надевал два раза никакого платья, играл в кости по четыреста сестерциев очко, рыбу ловил вызолоченной сетью, сплетенной из пурпуровых и розовых веревок. Говорят, в дороге его сопровождало всегда не менее тысячи экипажей, причем подковы у мулов были серебряные, а платье на погонщиках канузийской работы

[394]. Поезд сопровождало множество украшенных ожерельями мазаков[395]

и скороходов на лошадях в богатой сбруе.

Главным образом Нерон тратил деньги на постройки. Он расширил дворец от Палатинского холма до Эсквилинского и назвал его «проходным дворцом», а затем, когда он сгорел, отстроил его и назвал «золотым».

Чтобы дать понятие о его величине и великолепии, достаточно рассказать следующее. В его вестибюле стояла колоссальная статуя Нерона высотой сто двадцать футов. Дворец был так велик, что одни портики, состоявшие из трех рядов колонн, занимали в длину тысячу футов. Затем был пруд, напоминавший море и окруженный по берегам зданиями, которые должны были представлять город. Здесь были, кроме того, поля, чередовавшиеся с пашнями, виноградниками, пастбищами для скота и лесами с множеством всякого рода скота и диких животных. Все остальное было покрыто золотом, осыпано драгоценными камнями и жемчужными раковинами. Потолки в столовой были паркетной работы с досками из слоновой кости, которые, вращаясь, осыпали гостей цветами, а из прикрепленных к ним трубочек прыскали на них духами. Главная столовая была круглая. Ее потолок вращался день и ночь, как земной шар. В бани была проведена частью морская вода, частью вода из Албула. Когда император закончил этот дворец, он, при его освящении, сказал, желая выразить свое удовольствие, что теперь только начинает жить по-человечески!..

Кроме того, он стал рыть пруд для рыбы. Последним предполагалось соединить Мизен с Авернским озером, покрыв и окружив его портиками. В него Нерон хотел спустить всю воду теплых баийских источников. Он же проектировал канал из Авернского озера до Остии, длиной сто шестьдесят миль и такой ширины, чтобы в нем могли разойтись два встретившихся пятивесельных судна. Для окончания этих работ он приказал перевезти в Италию всех арестантов, где бы они ни находились. Точно так же наказание для всех преступников заменяли участием в этих работах[396]

.

Безумно расходуя деньги, он рассчитывал, что ему это позволено как императору; но, кроме того, у него неожиданно появилась надежда найти огромный зарытый в земле клад. Об этом сказал ему один римский всадник[397], уверявший, что в Африке в огромных пещерах лежат очень много лет сокровища, которые царица Дидона унесла с собой из Тира во время бегства и которые можно вырыть без особого труда. Но Нерон обманулся в своей надежде и очутился в безвыходном положении. Его денежные средства были истощены, и вследствие недостатка в них он был принужден отсрочивать и оттягивать выдачу жалованья солдатам и пенсии ветеранам. Тогда он выступил в роли клеветника и грабителя.