Жизнь двенадцати цезарей

Свою наглость, развращенность, страсть к роскоши, жадность и жестокость он проявлял сначала в отдельных случаях и тайно. Как будто эти пороки доказывали только его юношеское легкомыслие, но уже тогда ни для кого не было тайной, что эти изъяны врожденные, а не свойственные его молодым годам. Как только начинало смеркаться, он брал войлочную шляпу или шапку и отправлялся в трактиры или же шатался по улицам, проделывая разные безобразия, небезопасные, однако ж, для него. Он бил возвращавшихся с обеда, и, если они начинали защищаться, он, изранив их, бросал обыкновенно в помойные ямы. Он любил также разбивать и грабить трактиры. В своем дворце он устроил нечто вроде рынка, где продавалась с торгов за высшую цену полученная добыча, а деньги делились. Нередко во время ссор подобного рода он рисковал потерять зрение или жизнь. Один всадник, жену которого он изнасиловал, избил его чуть не до смерти[389]

. Вследствие этого Нерон не рисковал потом выходить в такое время на улицу без трибунов, которые скрытно следовали в отдалении. Впрочем, он и днем приказывал нести себя в театр тайком, в закрытых носилках. Здесь, сидя в верхней ложе авансцены, он подавал знак для драки между пантомимами и наслаждался ею[390]

. Когда дело доходило до драки и пускались в ход камни и обломки сидений, Нерон во множестве бросал их в народ и раз даже ранил в голову претора.

Постепенно его порочные наклонности усиливались, и он перестал думать о тайных мальчишеских выходках, а сбросив с себя маску, открыто предался более серьезным порокам. Его обед продолжался от полудня до полуночи, при этом он часто старался освежиться теплыми ваннами, а летом — ледяными. Иногда он обедал на открытом воздухе, ради чего окружил решеткой бассейн для морских сражений, или на Марсовом поле, а также в Большом цирке, где ему прислуживали проститутки и танцовщицы со всей столицы. Каждый раз, как он ехал Тибром в Остию или проезжал мимо баийского залива, на берегу строили гостиницы для проезжающих или веселые дома, где женщины хороших фамилий разыгрывали роль продавщиц в шинках и приглашали его выйти на берег в том или другом месте. Он напрашивался на обеды к своим приятелям. Одному из них стоили четыреста тысяч сестерциев венки из нардовых листьев и шелку[391]

, а другому еще больше — опрыскивание розовой водой.

Кроме того, что он жил с мальчиками хороших семей и замужними женщинами, он изнасиловал весталку Рубрию. Он едва не женился законным браком на отпущеннице Акте, подговорив нескольких бывших консулов поклясться, что она царственного происхождения. Он оскопил мальчика Спора и, кроме того, хотел превратить его в женщину. Приказал сделать ему приданое, надеть на него брачное покрывало и в торжественной свадебной процессии привести во дворец, где и зажил с ним, как с женой. Насчет этого существует чья-то чрезвычайно остроумная шутка, что человечество было бы счастливо, если б у отца Нерона Домиция была такая жена…

Этого Спора, одетого императрицей, носили на носилках по местам народных собраний и рынкам в Греции, а затем и в Риме, в праздник Сигиллярий, при этом Нерон целовал его. Все верили, что он вступил бы в связь и с родной матерью, если б ее недоброжелатели не запугали его, боясь, что эта горячая и честолюбивая женщина может играть вследствие расположения к ней сына слишком большую роль. Впоследствии он жил с любовницей, говорят, очень похожей на Агриппину. Рассказывают даже, что каждый раз, как его носили на носилках вместе с матерью, на его платье появлялись пятна, доказывавшие их преступные сношения[392].

Он торговал и своим телом, до того, что почти ни одна его часть не осталась неоскверненной. Наконец, он придумал такую игру. Он одевался в звериную шкуру, затем его выпускали из-за решетки, и он кидался на привязанных к столбу женщин и мужчин, хватал их за половые органы. Когда он вполне удовлетворял свою похоть, отпущенник Дорифор валил его наземь, причем голосом и криками император подражал насилуемым девушкам. Дорифор был мужем Нерона, как последний был мужем Спора. Некоторые передавали мне, что император был твердо убежден в том, что нет человека, который был бы невинен и у которого хоть одна часть тела была бы чиста! Большинство, по словам Нерона, притворяется и умеет лишь хитро таить свои недостатки, поэтому он прощал все остальные пороки людям, не скрывавшим своей физической нечистоты.