Конечно, постфактум рассуждать гораздо легче, а отец и его единомышленники надеялись тогда, что Белосток будет удержан нашими войсками. Утром в пятницу, 27 июня мы увидели, что шоссе опустело, — советские войска ушли. А около 10 или 11 утра с запада показались немецкие мотоциклисты, затем моторизованные части и пехота. В Белосток ворвались фашисты. Настал час тяжелых испытаний. В середине дня немецкие патрули появились и на нашей улице. К вечеру со стороны центра мы увидели огромное зарево. Часть города горела, слышна была стрельба. Страх и тоска давили горло. Мы с отцом решили прорваться к Езерским, посмотреть, все ли благополучно у них, узнать, как брат, Бася и Мира.
Мать умоляла дождаться утра. Настала первая тяжелая ночь фашистской оккупации. Утром отправились с отцом к Езерским. Не успели дойти до конца нашей улицы, как встретили Басю и Миру. Они бледные, заплаканные. «Где Павел?» Они молчали. Мира плакала. Бася шаталась, но преодолела слабость. «Нет больше Павла, убили его…» Подавленные, растерянные, мы поплелись домой. Постепенно узнали подробности.
Через несколько часов после захвата Белостока фашисты устроили облаву в районе центральной синагоги. Они выгнали из домов всех евреев-мужчин. Об этом быстро дошел слух до квартиры Езерских. Павел решил скрыться на чердаке. Когда он стал подниматься по лестнице, в это время с чердака спускался немец. Он задержал его и, как рассказала потом соседка, видевшая эту сцену, спросил: «Jude?» Брат, вероятно, чтобы выиграть время, молча протянул ему паспорт. Немец не стал проверять паспорт и погнал Павла вниз. Вывел на двор и выстрелил ему из пистолета в затылок. Соседка вбежала с этой страшной новостью к Езерским.
Бася бросилась во двор — Павел уже лежал мертвый. Вскоре подъехала немецкая машина, тело брата вбросили в нее и увезли.
Дальнейшие события развивались следующим образом. Всех захваченных в облаве мужчин загнали в синагогу. Туда же привезли тела тех, кого расстреляли на месте. Синагогу заколотили, окружили цепями пулеметчиков и автоматчиков, облили бензином и подожгли. Тех, кому удавалось вырваться из горящего здания, расстреливали. Спастись удалось единицам, которым помог польский рабочий, сапожник Винницкий, подползший к стене синагоги со стороны улицы Суражской (там почти не было гитлеровцев) и пробивший в ней отверстие. Когда немцы заметили это, они открыли огонь. Однако Винницкому и нескольким спасенным удалось скрыться. В синагоге и в ее районе фашисты сожгли и расстреляли более трех тысяч человек. Так закончилась первая кровавая «акция» гитлеровцев в Белостоке — они называли подобные бойни
3. Желтые звезды
Потянулись тяжелые, полные безысходности дни и ночи. Семья наша не могла прийти в себя после смерти Павла. Погиб в расцвете лет — ему еще и тридцати не было — талантливый, подающий большие надежды человек. Особенно тяжко было маме и Басе, они места себе не находили.
На нашу улицу немцы пока заходили редко. Застрелили сына мельника — он был давно помешан и временами шумел на улице. Мамины запасы продовольствия — их оказалось мало — кончались. У соседей также было трудно с продуктами. Надо было выйти в город, что-то достать. Я вызвался пойти. Решили, что надо попытаться пройти к дяде Цалелю на улицу Юровецкую.
Надежда была на то, что он и его сыновья более практичны, чем наша семья, и, может быть, что-то запасли и добыли. Удобно было то, что к дяде Цалелю можно было пробраться, минуя центральные улицы.
Встал вопрос о том, пришивать ли желтые звезды — к тому времени уже появился приказ (в июле 1941 года) всем евреям носить на спине с правой стороны и на груди с левой стороны желтую шестиконечную звезду Давида. Это было унизительно. Я решил, что звезды возьму с собой в кармане, а если надо будет, приколю их булавками.
По окраинным улицам и переулкам благополучно добрался до дяди Цалеля. У них царила такая же тяжелая обстановка. Продукты там уже кончились. Единственное, чем они могли поделиться со мной, так это двумя селедками. Я их взял, завернул в газету и, поблагодарив, попрощался с ними. У дяди Цалеля мне настоятельно посоветовали прикрепить к пиджаку желтые звезды. Я нехотя послушался, но выполнил их совет наполовину — приколол звезду только сзади. Благополучно преодолев почти весь обратный путь, я уже было повернул на нашу улицу. Но тут из казармы, находящейся на углу Артиллерийской улицы, раздались крики, смех, свист. Не поворачивались, краем глаза я увидел, что на подоконниках разбитых окон сидели молодые немецкие солдаты. Они подзывали меня. Я понял, что они заметили желтую звезду на моей спине, когда я начал сворачивать на нашу Ботаническую улицу.