Перемены в жизни были столь крутые, что осознать их не получалось! Вчера мы были свободными людьми, а сегодня низведены до положения рабов. Я уже упомянул об обязательных желтых звездах. Кроме того, за пределами гетто евреи не имели права ходить по тротуарам, а только по мостовой, словно скот или лошади. Вне гетто евреи не имели права появляться без разрешения, двигаться обязаны были только в колонне рабочих или в сопровождении немца — представителя ведомства, в распоряжение которого были предоставлены рабочие. Вести колонны немцы часто передоверяли бригадиру, то есть старшему рабочему, назначенному ими. Все население гетто обязано было работать, внутри гетто или вне его. Без работы человек был обречен на голодную смерть. Отец заслуженно пользовался в городе авторитетом человека высоких нравственных принципов, бессребреника. Поэтому я не удивился, когда ему предложили заведовать пекарней. Отец, подумав, дал согласие. Став заведующим пекарни, он домой никогда не приносил лишнего грамма хлеба. Мы получали его по карточкам, как все. Мать, у которой здоровье всегда было слабым, еще больше сдала, особенно после гибели брата. Она осталась дома и вместе с тетей Лизой вела домашнее хозяйство, что в создавшихся условиях требовало немалого искусства. Мясо практически исчезло, на второе обычно были овощные котлеты (если удавалось достать овощи).
Для Баси смерть Павла была тяжелым ударом. Она решила пойти работать санитаркой в инфекционную больницу. Это было опасное занятие — в больнице было отделение для тифозных больных. Однако никакие уговоры не помогли. Иногда складывалось впечатление, что она ищет смерти. У Баси было удивительное сочетание деликатности и твердой решимости, о которой трудно было догадаться, глядя в ее голубые мечтательные глаза.
Итак, наступил новый тяжелый период. Надо было устроиться на работу. Где работала Мира, сестра Баси, я уже не помню, а мы с моим двоюродным братом Левой устроились работать за пределы гетто. Большинство жителей гетто работали внутри его. Так, например, по данным Бернарда Марка, в апреле 1943-го в самом гетто работало 14 250 человек, вне гетто — 2700 человек[8]
. На «арийской» стороне работать было опаснее. Еврейские рабочие за пределами гетто все время находились в «зоне повышенного риска». Они всецело зависели от прихоти гитлеровцев и их прихвостней. Это вызывало постоянное нервное напряжение. Однако работа на «арийской» стороне давала возможность что-то вынести из вещей и обменять у польского населения на продукты, а при случае стащить что-то у немцев. Шла борьба за выживание. В начале февраля 1943 года мне удалось незаметно сбросить с немецкой грузовой машины и спрятать небольшой ящик с сырками. Однако воспользоваться «трофеем» я не смог — на следующий день гетто было заблокировано, и началась февральская «акция»[9].Риск работы вне гетто подтверждался практически каждый день. Все зависело от тех немцев, в чьем подчинении оказывались еврейские рабочие. Если ты попадал к садисту, то издевательствам, а то и побоям не было конца. Бывали случаи, когда «свой» или чужой немец застреливал не понравившегося ему рабочего. Если счастье улыбалось и немец, мастер или другой начальник, вел себя нейтрально, а то и, изредка, доброжелательно, можно было принести что-то домой: связку дров, немного картофеля, моркови, а в случае удачи выменять какую-то вещь (свитер, блузку, шарф, часы и т. д.) на сало, масло, яйца, сахарин — сахара давно уже не было. Однако проносить продукты в гетто было крайне трудно и опасно.
Я уже упоминал, что забор вокруг гетто, обнесенный колючей проволокой, охранялся день и ночь. Немецкие полицейские из
Временами гитлеровцы обнаруживали тайные подземные ходы через подвалы домов, часть которых находилась в гетто, а другая — за его пределами. Эти ходы использовались наиболее крупными контрабандистами, а позже — людьми Сопротивления.