Жизнь и борьба Белостокского гетто. Записки участника Сопротивления

На территории казарм работали не только евреи и отдельные поляки, но и советские военнопленные. На них тяжело было смотреть. Голодные, истощенные, в лохмотьях и деревянных башмаках, они скорее походили на призраков, чем на живых людей. Тысячи умирали от голода, запущенных ран. Фашисты издевались над живыми. Я сам видел, как немец-повар швырнул из кухни обглоданную кость. На нее бросились человек восемь-десять военнопленных. Конечно, произошла потасовка, голодные вырывали кость друг у друга. Повар, довольный, хохотал над «русскими свиньями». Хотя мои товарищи-рабочие и я сами были полуголодные, мы стали при возможности делиться с пленными. Улучив удобную минуту при расчистке развалин, рассказывали им о положении на фронте.

Когда я стал участником движения Сопротивления, мои контакты с военнопленными стали более систематическими. В оказании помощи советским военнопленным приняли участие немало подпольщиков гетто. Отличились в этой благородной акции и люди с богатым довоенным подпольным опытом: Лейб Мандельблит, Юзик Морголис, Хеля Мендельсон, Аделя Херц, — и молодые подпольщики: Толек Погорельский, Абрам Гершуни, Золя Дворский и другие. Несколько человек, в том числе Абрам Хавес и его друзья, чьих фамилий я не знаю, заплатили за помощь советским военнопленным своей жизнью.

Запомнилась мне беседа с одним уже немолодым военнопленным в подвале полуразрушенного здания, которое мы вместе с ним разбирали. Это, вероятно, было в начале 1942 года. Он говорил, что много крови будет пролито, большие страдания придется перенести, пока гитлеровцы не будут повержены. Он тогда уже предсказал, что после войны основным соперником СССР станут США. Как и все другие военнопленные, он не носил никаких знаков отличия, но по его эрудиции и спокойному достоинству я понял, что, скорее всего, это бывший командир и в любом случае умный, интеллигентный человек.

Осенью 1942 года мне довелось работать, опять-таки монтером, на санитарно-пересылочном пункте Front-Heimat, на котором немецкие солдаты, возвращавшиеся с фронта, проходили санитарную обработку, несколько дней отдыхали, а затем ехали в отпуск в Германию. Старшим надо мной был мастер, немец по имени Пауль. Он по-человечески относился к рабочим, в том числе и к евреям. Меня он иногда приглашал в «финский» домик, в котором жил, угощал завтраком, и мы вместе ели. Он рассказывал о том, как сам пострадал от гитлеровцев, как ненавидит их и развязанную ими войну. Своей человечностью и демократичностью Пауль резко выделялся из большинства немцев, с которыми приходилось общаться. Знакомство с ним убеждало, что Гитлеру не удалось вытравить человечность у всех немцев.

В санитарно-пересылочном пункте работало еще два австрийских антифашиста — унтер-офицер Вальтер и его друг, ефрейтор Бруно. Оба они хорошо относились к еврейским рабочим, хотя контуженный на фронте Вальтер иногда срывался и начинал кричать. Об антифашистских настроениях Вальтера и Бруно стало известно руководству подпольной организации гетто от Бубы Рубинштейн, убиравшей в домиках австрийцев. Буба и ее сестра Бланка получили задание получше узнать Вальтера и Бруно. Когда девушки убедились в искренности австрийцев, они заговорили о судьбе гетто и о том, что для оказания сопротивления фашистам необходимо оружие. Вальтер и Бруно согласились помочь — они имели доступ к оружейным мастерским — и через некоторое время доставили в условленное место возле менее охраняемого места у забора гетто небольшой мешок с оружием. Подпольщикам удалось переправить это оружие через забор. Этой дерзкой операцией, рискуя жизнью, Вальтер и Бруно доказали, что они антифашисты на деле. Хотя случаи такой активной и самоотверженной помощи со стороны немецких военнослужащих (в данном случае австрийцев) были чрезвычайно редкими и даже уникальными, они вселяли надежду.

Положение на фронте постоянно оставалось в центре внимания населения гетто. Все мысли, чувства, разговоры людей вращались вокруг этого вопроса. Те, кто разбирал хоть немного по-немецки, охотились за немецкими газетами, жадно вчитывались глазами в сводки верховного командования вермахта. Чтобы что-нибудь понять, надо было читать между строк. Все были подавлены, узнав поздней осенью 1941 года, что гитлеровцы дошли до Москвы. Как получилось, что немцы смогли за четыре месяца прорваться в центр России, зажать в блокаде Ленинград, рассматривать в бинокль Москву?! Это было непостижимо.

Наступил декабрь 1941-го. Москва продолжала держаться, а в немецких военных сводках замелькали фразы о «выравнивании» линии фронта. Вскоре стали распространяться известия, тайком услышанные из Москвы и Лондона, о поражении гитлеровцев под Москвой. Вздох облегчения пронесся по гетто. Луч надежды, еле тлевший в сознании тысяч ежедневно угнетаемых и терроризируемых людей, вновь разгорелся. Люди подумали: «Не такой уж он, Гитлер, непобедимый! Может быть, и на нашей улице будет еще праздник? Да, но доживем ли до этого?»

4. Лучше умереть стоя