Сначала я пытался притвориться, что не понимаю, что эти крики относятся ко мне, и сделал еще несколько шагов по направлению к Ботанической. Но тогда они закричали громче и стали щелкать затворами винтовок, и я повернулся к ним. Довольные, они поманили меня руками, крича: «Komm, Jude!» Я стал приближаться и оглядел их. По всей длине казармы — около 150–200 метров — в окнах стояли или сидели солдаты, многие в шортах и без рубашек (стоял жаркий июльский день). Стекла были выбиты, и осколки, куски штукатурки, черепицы и мусор лежали толстым слоем на тротуаре. Настроение у немцев было прекрасное: дела на фронте шли хорошо, им дали возможность отдохнуть. Они загорали, шутили, смеялись, резвились, но грязь на тротуаре, по-видимому, портила общий вид. А тут появилась рабочая сила в лице паршивого еврея. Конечно же, надо его задействовать!
Они развернули мой сверток, похохотали, увидев селедки, и, не теряя хорошего настроения, приказали: «Убери мусор, да поживее!» По моей оценке, работы тут было на целую бригаду дворников. Спросил — в школе я изучал немецкий и хоть не без ошибок, но мог изъясняться, — чем убирать. Это вызвало приступ хохота: «Как — чем? Руками!»
Делать было нечего. Пиджак сбросил, нашел кусок стекла побольше и, пользуясь им как совком, стал убирать. Конечно, смотреть на это было забавно, и мои белокурые ровесники (большинству было, как мне показалось, 17–18 лет) искренне потешались. Через полчаса работы руки мои были изранены осколками стекла, кровь смешалась с грязью, и я попросил отпустить меня. Такой быстрый вариант их не устраивал, работы было еще много. Не переставая посмеиваться, они опять защелкали затворами. Я продолжил убирать мусор, невзирая на сплошные ранки на руках.
Через некоторое время я опять обратился с просьбой отпустить меня. По-видимому, зрелище надоело им, ближайший участок тротуара был более или менее очищен и я был великодушно отпущен. Правда, это вызвало небольшие споры. Вероятно, кое-кто из более ревностных поклонников фюрера и его расистских теорий предлагал прикончить ублюдка или по крайней мере заставить еще потрудиться, но большинство было настроено миролюбиво. Тем не менее, когда я надел пиджак и, взяв в руки сверток с селедками, пересекал улицу, некоторые опять защелкали затворами. Вероятно, трудно было отказать себе в этом небольшом удовольствии. Но я выдержал характер — не поворачиваясь, медленно пересек очень широкий, как мне показалось, перекресток и зашагал по Ботанической к дому. Так состоялось мое первое знакомство с «высшей расой».
Когда я вернулся домой, там уже беспокоились. Услышав о моих приключениях, решили по возможности не выходить. Но как, если продукты таяли? Тут на улицах стали появляться крестьянские подводы, и их владельцы предлагали жителям, в основном евреям, обмен: мы вам харчи, а вы нам вещи, мебель. За полмешка картофеля и меньше пуда муки мать отдала крестьянину буфет и что-то из одежды. Хотя мать считала, что это далеко не равноценная сделка, в данной обстановке это был большой успех.
Прошло еще некоторое время, и 26 июля 1941 года на стенах домов, на столбах был вывешен приказ немецкого коменданта города о создании еврейского гетто. Были указаны улицы, входящие в него, его границы. В течение пяти дней, к 1 августа всему еврейскому населению было приказано перебраться в гетто. За невыполнение — расстрел.
Гетто занимало примерно пятую часть общей площади Белостока. Всю территорию огородили высоким дощатым забором с колючей проволокой. Весь периметр забора постоянно охранялся немецкой полицией В двух местах, на улицах Юровецкой и Купеческой, были сооружены ворота с пропускными пунктами. Там постоянно находились немецкие полицейские, проверявшие у всех входящих и выходящих наличие аусвайса — удостоверения для работающих за пределами гетто. Вскоре немцы потребовали от старейшины еврейской общины раввина Розенмана создать юденрат (еврейский совет). В его компетенцию вошли различные вопросы самоуправления: организация работы больниц и похоронной службы; выпечка хлеба и его распределение по карточкам; снабжение населения ограниченным ассортиментом других продуктов — картофеля, изредка растительного масла; поддержание чистоты на улицах, уборка туалетов и вывозка нечистот.
Наряду с юденратом в самоуправлении принимала участие общественность гетто. Совместными усилиями были, например, организованы две больницы, поликлиника на улице Ружанской, два детских дома и дом для престарелых.
На территории гетто оказался ряд мастерских, текстильных и других фабрик. Организация их работы, обеспечение рабочей силы также относились к функциям юденрата. Наконец, для поддержания «законности» внутри гетто юденрат по распоряжению немцев создал еврейскую «Службу порядка» (