Я кивнула. Именно постоянство отличает горе от других видов эмоциональной боли. Непостижимость понятия «никогда» – вот что делает его таким ужасным. Может быть, Пол был прав? Может быть, мой долг перед ним – пытаться отложить «никогда» на как можно более долгий срок любой ценой?
Шайлоу отрегулировал диск телескопа и знаком предложил заглянуть в объектив.
– Видишь?
Постепенно облачные скопления над нами превратились в бесчисленные отдельные световые маяки.
– Ух ты! Да.
– Отлично.
– Ты иногда говоришь, как чурбан какой-то, – поддразнила я.
– Я и есть чурбан, дружок. Если уж вырос на пляже, песок непременно забьется в извилины мозга. Ну что, узнаешь какие-нибудь созвездия?
Я прищурилась.
– Малая Медведица считается?
– Конечно. Но можно посмотреть получше. – Он взял у меня телескоп и перенаправил его. – Вот теперь смотри. Смотри прямо в середину, и увидишь Кассиопею. В любое другое время ее почти не видно, но она ярко горит весь ноябрь. Ищи перевернутую букву М. А вокруг нее несколько самых молодых звезд в галактике. Удивительно, правда?
– Ага! – сказала я. Но едва я заметила созвездие, мое внимание привлек красноватый мерцающий свет в дальнем левом углу. – А эти красные – это планеты или что-то в этом роде?
– Нет, тоже звезды. Ты, наверное, увидела красного гиганта. Они старше и ближе к концу своей жизни, поэтому они не такие горячие, и это меняет их цвет.
– Значит, чем звезда ближе к смерти, тем она красивее.
Он засмеялся.
– Да, если тебе нравится красный цвет. Согласись, что время вообще делает многие вещи более привлекательными.
– Только к Тому это не относится.
– Ну, может быть, слишком мало времени прошло. Но посмотри, как хорошо ты справляешься. Дай себе время, Либби.
Время – роскошь, которой я не располагаю, подумала я, сунув голову под телескоп и наблюдая за мерцанием звезды. Может быть, она сгорает в этот самый миг или взорвалась столетия назад, а свидетельства этого еще не достигли Земли. Все еще глядя в объектив, я спросила Шайлоу, верит ли он в загробную жизнь.
– Ну, я католик, поэтому, наверное, сказал бы «да». Но вообще-то я думаю, что беспокоиться об этом нет смысла.
– Значит, ты не веришь в рай?
– Этого я не говорил. То есть, конечно, это звучит привлекательно, но кто знает? Большинство людей на самом деле не думают о небесах. Скорее они беспокоятся о том, чтобы быть важными для других живых людей, даже после смерти. Но когда-нибудь не останется никого, кто бы соответствовал этому требованию. Когда-нибудь эта планета сгорит, и мы все превратимся в звездную пыль. Клеопатра? Эйб Линкольн? Адам и Ева? Для кого они будут важны?
– Вот это оптимизм.
– Оптимизм и есть. Требуется смелость, чтобы перестать беспокоиться о неизвестном и думать о настоящем моменте. В любом случае, это важно.
– А если твой нынешний момент – отстой? И ты даже не представляешь, на что похоже будущее, не говоря о том, чтобы на него надеяться?
Я чувствовала на шее его горячее дыхание.
– Но так ли это? Да, то, с чем ты имеешь дело, не очень-то красиво. Но разве сейчас, вот этот самый момент – отстой?
Я наклонилась к нему, моя кожа натянулась от предвкушения, когда ее коснулись его губы.
– Нет, – прошептала я.
– Тогда наслаждайся им, – прошептал он в ответ.
27
Квартира. Я почти забыла о ней. Но слава богу, Радж, на кону у которого стояли несколько тысяч комиссионных, все помнил.
– Пора провести сделку официально, Либби. Ты еще собираешься в Чикаго?
Я сидела в боковом садике. У моих ног пара чернильно-черных птиц боролась за несколько крошек из багета, который я грызла.
– Очень хороший вопрос, Радж, – с полным ртом сказала я. Несмотря на обещание, данное Полу, я не купила билет в Нью-Йорк. Но у меня оставались считаные дни пребывания на Вьекесе, так что было самое время заняться этим. – Пока будем считать, что нет.
– А ты не можешь поменять планы? – спросил он. – Согласно формулировке вашего ипотечного договора, ты или Том должны объявиться, чтобы его аннулировать.
Поездка в Нью-Йорк накрылась медным тазом. Я встала со скамейки, разогнав птиц в разные стороны.
– Офигеть.
– И если он только не умрет за это время, мне понадобится его подпись на всех бумагах. Вы, ребята, являетесь законными совладельцами. Скажи, где его найти, и я сам отправлю ему бумаги.
Я вздохнула. С Томом этот номер не пройдет.
– Проблем не будет, Радж.
С одной стороны, я могла сильно облегчить себе жизнь, подделав подпись Тома, – это я могла сделать даже во сне. С другой… мне не хотелось портить себе карму, обманывая Тома с этой продажей. Я решила посоветоваться с Милагрос.
– Вы признаете месть? – спросила я.
Мы шли по обочине дороги. Вспоминая свое столкновение с желтым грузовиком, я не была в восторге от того, чтобы идти пешком по узкой полоске травы рядом с почти такой же узкой полосой асфальта, но Милагрос сказала, что она исчерпала пляжный лексикон и пора учить меня другим словам, пока я не уехала.
– La venganza?[36]
– сказала она. – Como un[37] расплата?Я ответила своей новой любимой фразой: «Mas o menos». Более или менее.