Жизнь и граница

После того, как майор пожал плечами, мои глаза машинально опустились вниз и уставились на стол дежурного. Там были телефоны и таблицы. Самый крайний левый угол этого документа остановил мой взгляд – генерал Ветров… Я уже где-то слышал эту фамилию. Мозг за несколько секунд включил все воспоминания. Четвёртое общежитие академии: к моему другу приехал его отец. Это был высокий полковник в каракулевой папахе. Чёрные брови и правильные красивые черты лица – я всё это сразу вспомнил. А ещё я вспомнил, что он говорил про совместную службу с одним офицером, который сейчас работает начальником ветеринарно-санитарной службы вооружённых сил.

Это генерал Ветров – сомнений быть не могло. Нужно действовать! Момент истины.

– Но позвольте! Как нельзя принять? – обратился я к старшему лейтенанту. – Мне сказали, что я уже принят.

– Кто вам сказал? – удивился лейтенант.

– Генерал Ветров.

Старший лейтенант задумался. А я подумал, что этого мало. Такой блеф может не зайти. Нужно закрепить слово каким-то действием. «Давайте я позвоню и ещё раз спрошу», – предложил я.

Майор смотрит на меня, я – на него. Он прекрасно понимает, что я не знаю и никогда в лицо не видел этого генерала. «Товарищ майор, наберите, пожалуйста, номер», – прошу я. Майор набирает номер начальника службы.

«Слушаю! – голос в трубке прозвучал чётко и отрывисто. Я понял – это точно не секретарь. Это он. «Товарищ генерал, – заговорил я, – это кандидат на поступление слушателем ВВФ. Тут говорят, что меня нельзя принять из-за возраста. Но ведь указано, что включительно! Получается, что мой возраст подходит. У меня есть спортивные разряды и хороший учебный средний балл 4,2». Я замолкаю и беру паузу.

В трубке секундная пауза, но затем тот же уверенный голос сильного человека говорит: «Ты кто? И зачем ты мне звонишь? Решай свои проблемы с начальником факультета. Я не решаю эти вопросы». И генерал положил трубку. А я продолжал разговор сам с собою: «Вас понял! Значит, буду внесён в списки слушателей!» Я замолчал и протянул телефонную трубку майору, который еле сдерживал улыбку.

Поворачиваюсь к старшему лейтенанту и спокойным голосом повторяю: «Сказал включить в списки слушателей». Старший лейтенант принял эту информацию как-то спокойно. Я этого даже не ожидал – так тихо и без эмоций: «Хорошо, приносите документы».

И тут раздался сильный и протяжный гудок. Я резко проснулся и подорвался с постели. Что-то с шумом упало вниз.

В купе, как всегда, было темно. «Что случилось? – спросил я в темноту купе. Сосед огнём зажигалки осветил проход купе – на коробках лежал парень с третьей полки. Он даже не проснулся – просто упал и продолжал спать уже на коробках.

Проезжающий мимо нас поезд дал очень сильный и продолжительный гудок. Наверное, весь поезд проснулся. Уже утром выяснилось, что упавший парень при падении рассёк себе нос и руку, а ещё сломал часть детских пластмассовых игрушек, которые лежали в коробках.

Унижение и кипящий гнев

Утром мы уже подъезжали к границе с Узбекистаном. Наш поезд остановился на очередной станции. И тут мы встретились с поездом, который шёл из Душанбе в Москву. Люди обоих поездов высунулись из окон и дверей вагонов. Они свистели и кричали. Было чувство, что они все знали друг друга и радовались этой короткой встрече. Люди радовались так искренне, будто прощались навсегда. Не думаю, что у них была лёгкая и безоблачная жизнь, но что-то их объединяло, раз они так поддерживали друг друга.

Но вот и она – граница Узбекистана. Таможня. Пограничники здесь работали спокойно – просто проверяли у всех документы. Я обратил внимание, что ни один таджик на этой станции не вышел. Да и вообще все как-то слишком спокойно себя вели – не как обычно. «Может просто уже устали за три дня пути?» – подумал я.

В этот момент и у меня спросили документы. Я отдал предписание и удостоверение офицера. Люди в форме сказали, чтобы я пошёл за ними. Меня провели в тамбур, показали дату в предписании. Она была просрочена как раз на те двадцать дней, что я провёл на Лубянке, когда не мог вылететь военным бортом. Сказали, что это нарушение и меня высадят.

«Вещи на выход!» – приказал один сотрудник таможни или пограничного контроля. Я возмутился и сказал, что им не должно быть до этого дела, ведь я еду транзитом. И ещё добавил, что те люди, которые меня ждут, в курсе моего опоздания.

«Сумки и вещи на выход. Или заплати нам деньги, – последовал ответ. – Либо отправляйся в Душанбе». «Ты чего это такое мне говоришь? – продолжал я возмущаться. – Где твой командир?»

В этот момент через тамбур проходил сотрудник нашего поезда. Он увидел эту ситуацию, подошёл и сказал на русском языке: «Что вы делаете? Отпустите мужчину. Что он вам сделал?» Но люди с таможни отмахнулись от него рукой, и он ушёл.