Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков. Том 3

 А наутрие едва успел я разобраться и заставить толочь свой врачебный камень, как прикатил ко мне и новый наш уездной судья Андрей Сергеевич Арсеньев, и пошли у нас с ним поздравления, с его стороны с благополучным возвращением, а с моей — с новым его достоинством; а в то же время возвратилась к нам любившая около сего времени в отлучке матушка моя теща, и с сего времени начались у нас опять по прежнему съезды и вечеринки и на оных разные игры и забавы.

 Сими сколько я ни был занят и сколько ни отнимали у меня времени приезжавшие к нам всякой день разные гости, но как вскорости надлежало мне отправлять в Москву нарочных, то спешил я исправлением первых возложенных на меня г. Новиковым комиссий, а особливо переводом своей «Генриеты». И в свободные утренние уединенные часы над переводом сего прекрасного романа с таким усердием трудился, что ко 2–му числу февраля успел уже всю первую часть сей книги кончить и ее уже 3–го числа к г. Новикову для печатания и отправить. Вместе с нею послал я к нему целую кипу заготовленного для журнала нашего материала, целый ящик с порошком моего врачебного камня, которого укладывание стоило мне многого труда, на целой день занимался в отвешивании приемов, завертывании каждого в особую бумажку и в связывании сих по десятку вместе для удобнейшего продавания. Но все сии труды былы напрасны. Какие по сему отношению ни строил я в мыслях прелестные воздушные замки, но оня разрушились все и исчезли как дым; ибо господину Новикову как–то не удалось достигнуть до желаемого им восстановлепия оным торговли, и они остались у него без доставления ни ему, ни мне никакой пользы, а разве воспользовались ими те только больные, которым раздавал он их даром.

 Не успел я сию комиссию свалить с плеч своих долой и заняться потом переводом второй частя своего романа, как вскоре за сим наступило то критическое время, которое называл я всегда душевною для себя каторгою, а именно, приближение разрешения бремени жены моей. Не могу изобразить, как дни, часы и минуты сии бывали для меня всегда мучительны. Но в сей раз были они для меня несравненно тяжелее прежних. Родам случилось быть трудным и жена моя не только мучилась ими долго, но подвержена была и опасности крайней. А к вящему смущению, мешали нам все приезжающие издалека к нам, как нарочно, на ту пору гости и были, по пословице говоря, пуще татар нам. Но как бы то ни было, но мы, препроводыв более суток в несносном почти смущении и душевной тревоге, обрадованы были наконец ввечеру 8–го числа февраля разрешением бремени ее дочерью, которая хотя была у меня тогда уже пятая, но я нимало о том, по обыкновению своему, не горевал, но столько ж обрадован был ею как бы рождением и сына. Малютку сию назвали мы Варварою и на четвертой день после того окрестили.

 Как родить жене моей случилось уже в понедельник на маслянице, то по случаю и родин сих и самой масляницы провели мы всю сию неделю с людьми и в беспрестанных угощениях приезжающих к нам гостей, а потом в разъездах по всему городу для обыкновенного прощанья, и время сие провели весело.

 С наступлением великого поста начали мы по обыкновению говеть и молиться, а я в праздные часы продолжать переводить свою книгу, я трудился над тем с такою прилежностию, что к 23–му числу сего месяца успел ее и всю кончить и 25–го числа отправить к Новикову и последнюю уже часть оной; и примечания достойно, что я над переводом сей книги, несмотря на всю ее величину и на все бывшие отрывки и помешательства, трудился не более 30–ти дней, следовательно меньше месяца.

 Впрочем, в течение сего великого поста не произошло у нас ничего важного. Мы провели оной в мире и тишине и в продолжаемых кое–когда, а особливо по воскресным и праздничным дням съездах, свиданиях и друг друга угощениях. В начале только марта повстревожились мы было тем, что сын мой Павел занемог, но по счастию болезнь его продлилась не долго, и он при помощи друга моего, нашего лекаря, скоро от ней освободился и обрадовал нас опять своим выздоровлением.