Читаем Жизнь и смерть в Средние века. Очерки демографической истории Франции полностью

Читатель мог бы, естественно, возразить, что введение понятия ВВН для Франции XIV–XV вв. само по себе не раскрывает конкретный механизм взаимосвязей демографических и социальных процессов этого времени. Но подобного «автоматизма» в познавательном процессе вообще не бывает. В то же время нельзя не видеть, что применение данного понятия придает изучению указанных взаимосвязей большую целеустремленность. Исследование непосредственно нацеливается на сопоставление социально-демографических взаимосвязей разных периодов. Вместо аморфного понятия «традиционного ТВН» в распоряжении исследователя оказываются гораздо более определенные по своему познавательному смыслу ВВН, каждый из которых олицетворяет некий целостный этап. Это стимулирует углубленное изучение социально-демографического взаимодействия на разных этапах и расширяет возможности уяснения его механизма.

Глава 5. Демографические процессы в XVI–XVIII вв

Три столетия, непосредственно предшествующие Великой французской революции, рассматриваются обычно как некий особый период в истории Франции и Западной Европы в целом. В самом общем плане эта периодизация вполне оправданна. Это были столетия, когда рушились устои феодального строя и совершался переход к капитализму. В то же время у специалистов не вызывает сомнений своеобразие отдельных этапов внутри этого периода с точки зрения их социально-экономического, политического и историко-культурного содержания.

Примерно то же самое можно сказать о периодизации демографического развития Франции в XVI–XVIII вв.: известные черты общности для всей трехсотлетней эпохи сочетались со значительной спецификой отдельных периодов.

Одна из общих черт, особенно важная как раз для демографического анализа этих трех столетий, — невиданное ранее богатство источниковой базы. Будучи памятниками новой эпохи, документы XVI в. и в еще большей мере XVII–XVIII вв. донесли до нас сведения, которые для более ранних периодов просто не могли существовать. Даты заключения браков, возраст брачащихся, даты крещения детей того или иного пола, время похорон каждого из членов семьи, ее состав и численность — все это стали регулярно фиксировать лишь с XVI–XVII вв.

Тому способствовал ряд обстоятельств. Процедура церковного брака стала подчеркнуто публичной. Она предусматривала письменную регистрацию и самого бракосочетания, и рождавшихся детей. Абсолютистская монархия придала регистрации церковью браков, рождений и смертей обязательный характер (ордонанс августа 1539 г.). Одновременно абсолютистские короли реформировали в фискальных целях учет населения: стали проводиться более или менее всеобщие описи населенных пунктов, числа «очагов» в них; регулярнее стали составляться списки налогоплательщиков. Учету живых и умерших стали меньше противиться и сами французы; сдвиги в менталитете изменили отношение к письменной фиксации самих людей и их действий.

Благодаря особенностям источников оказалось возможным принципиально расширить по отношению к XVI–XVIII вв. круг изучаемых демографических проблем, придать их анализу гораздо большую всеобщность и систематичность, сблизить исследовательскую методику с той, что характерна для современной демографии. Историческая демография, анализирующая XVI и особенно XVII–XVIII вв., отличается, таким образом, от исторической демографии достатистической эры и по проблематике, и по методике, и по понятийному аппарату.

Как уже отмечалось выше, именно XVII–XVIII вв., а также XVI в. наиболее интенсивно изучались в западноевропейской исторической демографии последних десятилетий. Накопленный здесь научный материал огромен. Именно на его базе в 80‑е годы были созданы широкие обобщающие труды, в том числе и во Франции; второй том многократно цитировавшейся выше «Истории французского населения» целиком посвящен этим трем столетиям. Нам нет поэтому нужды предпринимать развернутое изучение демографических явлений данного периода. Мы ограничимся здесь рассмотрением преимущественно одного сюжета — преемственности между демографическим развитием Франции в XVI–XVIII вв. и в предшествующие столетия.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих литературных героев
100 великих литературных героев

Славный Гильгамеш и волшебница Медея, благородный Айвенго и двуликий Дориан Грей, легкомысленная Манон Леско и честолюбивый Жюльен Сорель, герой-защитник Тарас Бульба и «неопределенный» Чичиков, мудрый Сантьяго и славный солдат Василий Теркин… Литературные герои являются в наш мир, чтобы навечно поселиться в нем, творить и активно влиять на наши умы. Автор книги В.Н. Ерёмин рассуждает об основных идеях, которые принес в наш мир тот или иной литературный герой, как развивался его образ в общественном сознании и что он представляет собой в наши дни. Автор имеет свой, оригинальный взгляд на обсуждаемую тему, часто противоположный мнению, принятому в традиционном литературоведении.

Виктор Николаевич Еремин

История / Литературоведение / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1937. Как врут о «сталинских репрессиях». Всё было не так!
1937. Как врут о «сталинских репрессиях». Всё было не так!

40 миллионов погибших. Нет, 80! Нет, 100! Нет, 150 миллионов! Следуя завету Гитлера: «чем чудовищнее соврешь, тем скорее тебе поверят», «либералы» завышают реальные цифры сталинских репрессий даже не в десятки, а в сотни раз. Опровергая эту ложь, книга ведущего историка-сталиниста доказывает: ВСЕ БЫЛО НЕ ТАК! На самом деле к «высшей мере социальной защиты» при Сталине были приговорены 815 тысяч человек, а репрессированы по политическим статьям – не более 3 миллионов.Да и так ли уж невинны эти «жертвы 1937 года»? Можно ли считать «невинно осужденными» террористов и заговорщиков, готовивших насильственное свержение существующего строя (что вполне подпадает под нынешнюю статью об «экстремизме»)? Разве невинны были украинские и прибалтийские нацисты, кавказские разбойники и предатели Родины? А палачи Ягоды и Ежова, кровавая «ленинская гвардия» и «выродки Арбата», развалившие страну после смерти Сталина, – разве они не заслуживали «высшей меры»? Разоблачая самые лживые и клеветнические мифы, отвечая на главный вопрос советской истории: за что сажали и расстреливали при Сталине? – эта книга неопровержимо доказывает: ЗАДЕЛО!

Игорь Васильевич Пыхалов

История / Образование и наука