Читаем Жизнь и смерть в Средние века. Очерки демографической истории Франции полностью

Естественным следствием этого было раннее начало детородного периода и очень высокая рождаемость. Однако до взрослого возраста доживала лишь часть детей: детская смертность даже в спокойные времена не опускалась ниже 55 %. Объяснялось это не только материальными трудностями в жизни основной массы населения или же неразвитостью медицинских знаний. Не меньшее (если не большее) значение имело отсутствие в массовой картине мира установки на тщательное выхаживание детей. Небрежность в отношении к ним, парадоксальным образом уживаясь с материнской любовью, особенно гибельно сказывалась на судьбе новорожденных. Типичное для людей Нового времени представление о детях как об «эпицентре» семейной жизни отсутствовало тогда полностью, так же как и новоевропейская концепция семьи в целом.

Внутрисемейные связи еще не вполне возобладали над кровнородственными. Возникавшая в результате «разомкнутость» семьи мешала возникновению внутри нее эмоционального климата, способного стимулировать выхаживание больных, немощных или старых. Из-за высокой детской смертности, значительной смертности матерей при родах и краткости жизни взрослых доля бездетных семей не опускалась в каролингское время ниже 20–30 %. В результате естественный прирост, видимо, не превышал 0,1 % в год[725].

В период подъема французского феодализма — в XI–XIII вв. — ситуация изменяется к лучшему. Брачность остается весьма высокой, в частности, в связи с тем, что наряду с распространяющимся церковным браком сохраняются свободные формы супружества. Их живучесть не должна удивлять. Несмотря на включение брака в число основных христианских таинств, он еще не стал органическим элементом принятой картины мира, не превратился у мирян в непререкаемый внутренний императив. Соответственно, начало супружеской жизни оставалось в это время ранним, доля холостяков не увеличилась (особенно у крестьян). Численность же детей, как и их доля в населении в целом, заметно возрастает.

Связано это было не только с общим экономическим подъемом и улучшением материальных условий жизни. Рука об руку с этими явлениями изменялось и массовое ви́дение мира. Во всех сферах жизни рос престиж земных ценностей. Именно ими все чаще определялись массовое восприятие и поведение. Это сказывалось, в частности, на отношении к семье, женщине и детям. Рыцарский культ Дамы был, конечно, сугубо элитарным явлением. Тем не менее он символизировал собой известное повышение престижа женщины в обществе в целом. Социальному подъему женщины способствовало и укрепление самостоятельности малой семьи, внутри которой функции хозяйки дома заметно расширялись. И хотя социальная дистанция, разделявшая в общественном сознании мужчину и женщину, в целом изменилась мало (так как одновременно возрастала и самооценка мужчины), известное упрочение статуса женщины в семье расширяло ее возможности в выхаживании детей, как и больных или немощных взрослых. На судьбах ребенка благоприятно сказался также некоторый прогресс в осмыслении психологических особенностей детей разного возраста.

В итоге доля бездетных семей в XII–XIII вв. редко превышает 30 %. В детных семьях выживает обычно трое-четверо детей. Началом старости считают 40 лет. Средняя продолжительность жизни взрослых — даже в среде рыцарства, которое по долгу своего статуса постоянно рисковало жизнью, — достигала 43–48 лет. Старческая немощь считалась обычной для дворян-мужчин — в 60 лет, для крестьян-мужчин — в 50. Естественный прирост в ряде французских провинций поднялся до 0,6–0,7 % в год[726].

Примерно с середины XIV в. во Франции начался новый период средневековой истории. Бедствия, связанные с чумой, частыми недородами и войнами, привели к гибели 30–40 % населения и обострили внутренний кризис общества. Разрыв в преемственности поколений облегчил изменение многих традиционных представлений. Именно к этому времени относится и перелом в воззрениях на брак. Моногамный христианский брак становится единственной признанной в общественном сознании формой супружества. Все иные его формы, хотя и не исчезают, рассматриваются как отклонения, заслуживающие осуждения.

Резко изменяется отношение к человеческой жизни. В период, когда смерть от болезни или на войне подстерегала всех и каждого, одной из основных ценностей становится здоровье. Сохранение собственного здоровья, выхаживание детей, борьба со старческими недугами занимают все большее место в помыслах людей разного социального и имущественного статуса. В разгар эпидемий или войн такие заботы пропадали, конечно, впустую. Но после завершения в начале XV в. периода массовых бедствий (как и до этого — в так называемые нормальные годы, разделявшие вспышки эпидемий, войн и восстаний) интенсификация самосохранительного поведения и рост чувства ответственности за здоровье детей и близких давали свои плоды.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих литературных героев
100 великих литературных героев

Славный Гильгамеш и волшебница Медея, благородный Айвенго и двуликий Дориан Грей, легкомысленная Манон Леско и честолюбивый Жюльен Сорель, герой-защитник Тарас Бульба и «неопределенный» Чичиков, мудрый Сантьяго и славный солдат Василий Теркин… Литературные герои являются в наш мир, чтобы навечно поселиться в нем, творить и активно влиять на наши умы. Автор книги В.Н. Ерёмин рассуждает об основных идеях, которые принес в наш мир тот или иной литературный герой, как развивался его образ в общественном сознании и что он представляет собой в наши дни. Автор имеет свой, оригинальный взгляд на обсуждаемую тему, часто противоположный мнению, принятому в традиционном литературоведении.

Виктор Николаевич Еремин

История / Литературоведение / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1937. Как врут о «сталинских репрессиях». Всё было не так!
1937. Как врут о «сталинских репрессиях». Всё было не так!

40 миллионов погибших. Нет, 80! Нет, 100! Нет, 150 миллионов! Следуя завету Гитлера: «чем чудовищнее соврешь, тем скорее тебе поверят», «либералы» завышают реальные цифры сталинских репрессий даже не в десятки, а в сотни раз. Опровергая эту ложь, книга ведущего историка-сталиниста доказывает: ВСЕ БЫЛО НЕ ТАК! На самом деле к «высшей мере социальной защиты» при Сталине были приговорены 815 тысяч человек, а репрессированы по политическим статьям – не более 3 миллионов.Да и так ли уж невинны эти «жертвы 1937 года»? Можно ли считать «невинно осужденными» террористов и заговорщиков, готовивших насильственное свержение существующего строя (что вполне подпадает под нынешнюю статью об «экстремизме»)? Разве невинны были украинские и прибалтийские нацисты, кавказские разбойники и предатели Родины? А палачи Ягоды и Ежова, кровавая «ленинская гвардия» и «выродки Арбата», развалившие страну после смерти Сталина, – разве они не заслуживали «высшей меры»? Разоблачая самые лживые и клеветнические мифы, отвечая на главный вопрос советской истории: за что сажали и расстреливали при Сталине? – эта книга неопровержимо доказывает: ЗАДЕЛО!

Игорь Васильевич Пыхалов

История / Образование и наука