Читаем Жизнь и смерть в Средние века. Очерки демографической истории Франции полностью

Проанализировав прямые и косвенные данные о браке и его формах во Франции XI–XIII вв.[275], мы можем теперь лучше представить некоторые стороны демографического механизма, который обеспечивал рост населения в то время. Высокая брачность — еще более высокая, чем можно было бы думать на основании сведений о церковных браках, — ранний возраст первых половых союзов, обеспечивающий очень раннее начало детородного периода у женщин, частота повторных браков, заключавшихся порой вскоре же после прекращения предыдущего брака[276], — вот те черты брачного поведения, которые создавали весьма благоприятные предпосылки для интенсивного воспроизводства населения во Франции XI–XIII вв. Ясно, однако, что реализация этих предпосылок во многом зависела от принятых в обществе взглядов на деторождение, ребенка, женщину.

3. Ребенок, женщина, половозрастная структура. Масштабы прироста населения

Уясним вначале представления современников о том, какой тип рождаемости и какой тип отношений к детям следует считать идеальным, «предустановленным свыше» и какой — обычным, расхожим. Начиная с официозно-церковных взглядов, напомним, что по ним рождение потомства представлялось важнейшим (или даже единственным) оправданием брачного союза. Какое бы то ни было регулирование этого процесса в семье абсолютно исключалось: различные церковные установления пестрят соответствующими предписаниями[277].

Однако сам факт, что эти предписания многократно повторяются, побуждает думать, что паства знала средства такого регулирования, включая и способы предупреждения зачатия, и способы прерывания беременности. И те и другие, видимо, находили применение на практике, иначе трудно было бы понять, почему исповедникам предписывалось не только интересоваться подобными прегрешениями как таковыми, но и дифференцировать санкции к совершающим их — то ли из‑за невозможности прокормить ребенка, то ли по неразумию, то ли с целью скрыть «блуд»[278]. Поучительно и изменение строгости церковной эпитимьи: до XI в. за использование контрацептивов полагалось пожизненное отлучение, в начале XI в. оно было заменено десятилетним покаянием, на рубеже XII–XIII вв. срок такого покаяния сокращается до трех лет[279]. Не отражало ли такое смягчение наказаний косвенного признания церковью невозможности справиться с проступками такого рода?..

Единственная форма регламентации супружеских отношений, которую признавали церковные ортодоксы, касалась установления периодов, запретных для брачного соития. Со времени раннего Средневековья эти периоды охватывали не только основные религиозные праздники (Пасху, Троицу, Рождество и др.), воскресные дни, среду, пятницу, субботу, но и периоды регул, значительную часть срока беременности и кормления. При строгом соблюдении всех этих запретов для соития ежегодно оставалось лишь несколько десятков дней (в среднем 5–6 дней в месяц)[280]. Хотя это и могло уменьшить брачную плодовитость, она, по расчетам Ж. Фландрена, могла, несмотря на указанные запреты, теоретически достигать чрезвычайно высокого уровня (до 0,75–0,5 на одну женщину в год)[281]. Однако как раз в XI–XII вв. церковная регламентация супружеских отношений смягчается. Руководства для исповедников, известные для этих столетий, предписывают более краткие сроки воздержания в период праздников; почти исчезают запреты соития в субботу, среду и пятницу[282]. Поэтому связывать с церковной регламентацией какое бы то ни было реальное ограничение рождаемости в XI–XIII вв. не приходится[283]. Более того, сохраняющиеся в XI–XIII вв. меры по регулированию супружеских отношений в период беременности и кормления новорожденного, если бы они соблюдались, объективно способствовали улучшению условий деторождения и выхаживания младенцев.

Такое же значение имели и церковные предписания о повышенной ответственности родителей за сохранение жизни малолетних детей[284]. В основе подобных предписаний лежали, однако, не столько заботы церкви о детях как таковых, сколько вероучительные мотивы, имевшие целью укоренить общее представление о неприкосновенности каждого «божьего создания».

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих литературных героев
100 великих литературных героев

Славный Гильгамеш и волшебница Медея, благородный Айвенго и двуликий Дориан Грей, легкомысленная Манон Леско и честолюбивый Жюльен Сорель, герой-защитник Тарас Бульба и «неопределенный» Чичиков, мудрый Сантьяго и славный солдат Василий Теркин… Литературные герои являются в наш мир, чтобы навечно поселиться в нем, творить и активно влиять на наши умы. Автор книги В.Н. Ерёмин рассуждает об основных идеях, которые принес в наш мир тот или иной литературный герой, как развивался его образ в общественном сознании и что он представляет собой в наши дни. Автор имеет свой, оригинальный взгляд на обсуждаемую тему, часто противоположный мнению, принятому в традиционном литературоведении.

Виктор Николаевич Еремин

История / Литературоведение / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1937. Как врут о «сталинских репрессиях». Всё было не так!
1937. Как врут о «сталинских репрессиях». Всё было не так!

40 миллионов погибших. Нет, 80! Нет, 100! Нет, 150 миллионов! Следуя завету Гитлера: «чем чудовищнее соврешь, тем скорее тебе поверят», «либералы» завышают реальные цифры сталинских репрессий даже не в десятки, а в сотни раз. Опровергая эту ложь, книга ведущего историка-сталиниста доказывает: ВСЕ БЫЛО НЕ ТАК! На самом деле к «высшей мере социальной защиты» при Сталине были приговорены 815 тысяч человек, а репрессированы по политическим статьям – не более 3 миллионов.Да и так ли уж невинны эти «жертвы 1937 года»? Можно ли считать «невинно осужденными» террористов и заговорщиков, готовивших насильственное свержение существующего строя (что вполне подпадает под нынешнюю статью об «экстремизме»)? Разве невинны были украинские и прибалтийские нацисты, кавказские разбойники и предатели Родины? А палачи Ягоды и Ежова, кровавая «ленинская гвардия» и «выродки Арбата», развалившие страну после смерти Сталина, – разве они не заслуживали «высшей меры»? Разоблачая самые лживые и клеветнические мифы, отвечая на главный вопрос советской истории: за что сажали и расстреливали при Сталине? – эта книга неопровержимо доказывает: ЗАДЕЛО!

Игорь Васильевич Пыхалов

История / Образование и наука