Читаем Жизнь и смерть в Средние века. Очерки демографической истории Франции полностью

Иную концепцию выдвинул Р. Фоссье. По его мнению, укрепление социального престижа женщины начинается лишь с феодальной (сеньориальной) революции XI в. и усиливается по мере роста населения и обособления малой семьи в XII — первой половине XIII в. Исчезновение в то время остатков полукочевого быта, прочное оседание на землю и главное — становление и укрепление таких социальных и хозяйственных ячеек, как «дом», «деревня», «приход», «община» (так называемое l’encelulement), предполагало закрепление за женщиной ряда ключевых хозяйственных и культурных функций — как у знати, так и у крестьян; в числе этих функций: «ведение дома», непосредственное распоряжение питанием семьи и обеспечение ее одеждой, воспитание малых детей, культ умерших предков, сохранение родовых реликвий, поддержание в семье необходимого морально-психологического континуума[344]. В течение XI — первой половины XIII в. численность женщин заметно уступала численности мужчин: на 100–110 мужчин приходилось лишь 90–95 женщин; свидетельством такого перевеса служит меньшая частота упоминаний о женщинах в источниках XI–XIII вв.; причина же численного неравенства полов — в повышенной смертности женщин при родах[345]. Все это, вместе взятое, повышало престиж женщины, позволяло ей играть главную роль в цементировании супружеской семьи, обусловливало ее важное значение в формировании цивилизации XI–XII вв. в целом. В итоге Фоссье считает возможным говорить о «тайном матриархате» во Франции XI–XII вв.[346] Как полагает Р. Фоссье, лишь в середине (или конце) XIII в. численность женщин «обгоняет» численность мужчин, что одновременно ухудшило социальный статус женщин.

Еще одну трактовку эволюции женского статуса содержат работы некоторых урбанистов. По их мнению, улучшение общественного положения женщины в Западной Европе всего заметнее не в Х — XI и не в XII — начале XIII в., но к концу XIII в.; объяснялось оно тем, что в быстро растущих городах того времени заметно расширилась правоспособность женщин; им предоставлялись права наследования недвижимости, права свидетельствования, возможность быть членами цехов и магистратов[347].

Все охарактеризованные концепции роднит решительный пересмотр преобладавшего в предшествующей историографии представления о всеобщей дискриминации и приниженности женщины в раннее и классическое Средневековье. Известная оправданность этой тенденции (совпадающей с общей тенденцией мировой историографии к отказу от недооценки роли женщины в истории) не дает, однако, оснований пройти мимо явной противоречивости приведенных концепций. Попытаемся самым кратким образом очертить наиболее достоверно устанавливаемые изменения в статусе женщины и его оценке современниками во Франции XI–XIII вв.

В начале рассматриваемого периода — в XI в. — во всех слоях французского общества явственно проступала дискриминация женщины. В сочинениях богословов безраздельно господствовали антифеминистские суждения, подчеркивалась особая приверженность женщин к греху, отмечалась необходимость мужской опеки над ними; непричастность клириков к повседневному общению с женщинами рассматривалась как одно из свидетельств их превосходства над всеми мирянами[348]. В светской модели мира приниженность женщины в XI в. также не вызывала сомнений. И в рыцарской, и в крестьянской среде почти повсеместно победил тогда агнатический счет родства, земля наследовалась преимущественно по отцовской линии. Для социокультурной оценки женщин поучительно, что с появлением второго имени (prenom) и жена, и дети нарекаются «фамилией» мужа и отца; в грамотах, касающихся крестьян, имя жены все чаще вовсе опускается[349]. Что касается аристократии, то здесь падение женского престижа усугубляется ограничениями на браки для младших отпрысков разросшихся родов: рост числа благородных девиц, не находивших равной партии, увеличивал число внецерковных браков, усиливая чувство неполноценности у самих женщин и пренебрежительное отношение к ним со стороны окружающих.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих литературных героев
100 великих литературных героев

Славный Гильгамеш и волшебница Медея, благородный Айвенго и двуликий Дориан Грей, легкомысленная Манон Леско и честолюбивый Жюльен Сорель, герой-защитник Тарас Бульба и «неопределенный» Чичиков, мудрый Сантьяго и славный солдат Василий Теркин… Литературные герои являются в наш мир, чтобы навечно поселиться в нем, творить и активно влиять на наши умы. Автор книги В.Н. Ерёмин рассуждает об основных идеях, которые принес в наш мир тот или иной литературный герой, как развивался его образ в общественном сознании и что он представляет собой в наши дни. Автор имеет свой, оригинальный взгляд на обсуждаемую тему, часто противоположный мнению, принятому в традиционном литературоведении.

Виктор Николаевич Еремин

История / Литературоведение / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1937. Как врут о «сталинских репрессиях». Всё было не так!
1937. Как врут о «сталинских репрессиях». Всё было не так!

40 миллионов погибших. Нет, 80! Нет, 100! Нет, 150 миллионов! Следуя завету Гитлера: «чем чудовищнее соврешь, тем скорее тебе поверят», «либералы» завышают реальные цифры сталинских репрессий даже не в десятки, а в сотни раз. Опровергая эту ложь, книга ведущего историка-сталиниста доказывает: ВСЕ БЫЛО НЕ ТАК! На самом деле к «высшей мере социальной защиты» при Сталине были приговорены 815 тысяч человек, а репрессированы по политическим статьям – не более 3 миллионов.Да и так ли уж невинны эти «жертвы 1937 года»? Можно ли считать «невинно осужденными» террористов и заговорщиков, готовивших насильственное свержение существующего строя (что вполне подпадает под нынешнюю статью об «экстремизме»)? Разве невинны были украинские и прибалтийские нацисты, кавказские разбойники и предатели Родины? А палачи Ягоды и Ежова, кровавая «ленинская гвардия» и «выродки Арбата», развалившие страну после смерти Сталина, – разве они не заслуживали «высшей меры»? Разоблачая самые лживые и клеветнические мифы, отвечая на главный вопрос советской истории: за что сажали и расстреливали при Сталине? – эта книга неопровержимо доказывает: ЗАДЕЛО!

Игорь Васильевич Пыхалов

История / Образование и наука