Как видим, улучшению выхаживания детей (столь важному для роста населения во Франции XI–XIII вв.) способствовал ряд обстоятельств. Среди них — помимо более благоприятных, чем раньше, материальных условий — постепенное укрепление брачно-семейных структур, упрочение статуса женщины внутри семьи, прогресс в осмыслении детства и родительских обязанностей.
4. Смерть и смертность. Продолжительность жизни
На рост населения в XI–XIII вв. могло влиять, естественно, не только сокращение детской смертности, но и увеличение продолжительности жизни взрослых. Обращаясь к изучению этого вопроса, остановимся вначале на представлениях современников о старости и смерти[372]
. «Не надо страшиться смерти, — писал в конце XIII в. Рамон Лулий. — Предвидеть, когда она придет, невозможно; избежать ее нельзя; заботиться надо лишь о спасении души, ибо страшна не смерть тела, но погибель души»[373]. Тот же мотив находим в поучении Людовика IX своему сыну Филиппу III: «Если Господь пошлет тебе болезнь или иное испытание, переноси их с достоинством и благодари Господа, ибо ты должен знать, что это дается тебе во благо»[374].Смирение перед болезнью и смертью — общее место и во многих других сочинениях ортодоксального христианского толка. Их авторы — богословы и теологи — подчеркивали ничтожность любых земных событий — включая старость или смерть — на фоне вечности и неподвижности небесного времени[375]
. В некоторых богословских комментариях к библейским псалмам воззрения такого рода определяли отношение и к длительности человеческой жизни. Так, по словам Анонима из монастыря Лоншан (около 1300 г.), человек не должен мечтать о долгой жизни: ведь в старости немощность мешает должным образом служить Богу[376].Отличие рассматриваемого периода состоит, однако, в том, что наряду с подобными представлениями, отражавшими некий традиционный пласт в христианской картине мира, даже в теологических текстах XII–XIII вв. обнаруживаются порой и совсем иные суждения. Так, в комментарии Ива Шартрского (середина XII в.) на псалом 54:24, как и в ряде других французских экзегетических текстов того времени, акцентируется мысль о связи длительности жизни и праведничества: господнее благоволение выявляется в ограничении невзгод старости; наоборот, у тех, кто грешен, кто не спешит покаяться, жизнь укорачивается[377]
. Здесь иная логика, чем в приведенных выше высказываниях: земная жизнь выступает не столько как преддверие потустороннего вечного блаженства, сколько как самоценность, которую можно продлить праведным поведением. Это предполагает возможность и оправданность забот о сохранении жизни.Видимо, неслучайно в церковных предписаниях XII–XIII вв. усиливается внимание к больным. Так, согласно постановлениям некоторых северофранцузских провинциальных соборов XII–XIII вв., на священников возлагается обязанность строже следить не только за тем, чтобы ни один христианин не умер без покаяния и последнего причастия, но и за тем, чтобы ни один «лежачий больной» не остался без должного пастырского утешения и наставления, как и поддержки всего прихода. Перед тем как надолго уехать, кюре предписывается навещать больных своего прихода[378]
. Узнав о заболевшем, священник обязан исповедать его, затем созвать колоколом прихожан, отслужить молебен, при котором каждый пришедший произносит во спасение больного те молитвы, «которые он знает», а затем возглавить «крестный ход»[379].На первом плане остаются, разумеется, врачевание духовное и забота о душевном спасении. Но сам факт специальных забот о больных, разрешение для них повторного миропомазания[380]
, привлечение к их судьбе внимания всех прихожан обнаруживают, что болезнь, выздоровление, жизнь, смерть все заметнее обретают в церковных воззрениях как бы двойной смысл; они выступают не только как явления, подготавливающие уход в «лучший мир», но и как очень важные события посюсторонней жизни. В этом сказывалось, вероятно, «давление» на церковные воззрения соответствующих умонастроений самих прихожан.